Оставленные

– Это твоя дочь, – сказал Том Кристине, протягивая ей, словно подарок, голенькое извивающееся существо. – Поздоровайся со своей малюткой.

– Уходи. – Она отвернулась, чтобы не видеть Чудо-ребенка, который теперь уже не казался чудесным. – Убери от меня это.

На следующий день после обеда они вернулись к Фолкам и обнаружили, что Терренс с Марселлой уехали. На кухонном столе для них были оставлены записка – «Надеемся, все прошло нормально. Нас не будет в городе до понедельника. Пожалуйста, освободите дом до нашего возвращения!» – и конверт, в котором была тысяча долларов наличными.

– Что будем делать? – спросил Том.

– Домой поеду, – недолго думая, ответила Кристина. – В Огайо.

– Ты это серьезно?

– А куда еще мне идти?

– Придумаем что-нибудь.

– Нет, – сказала она. – Мне нужно домой.

Они задержались у Фолков еще на четыре дня, в течение которых Кристина почти все время спала, а Том менял подгузники, готовил смеси, бродил ночами по темному дому и все ждал, что она проснется и скажет ему то, что он и так уже знал: все хорошо, обстоятельства сложились как нельзя лучше. Они теперь маленькая семья, ничто не мешает им любить друг друга. Они могут путешествовать вместе, как «босоногие», – маленькая компания счастливых бродяг, идущих туда, куда дует ветер. Но пока ничего такого она ему не сказала, а до Огайо оставалось не так уж далеко.

* * *

Том сознавал, что он плохо соображает. Переутомление препятствовало здравым размышлениям; к тому же он был слишком сосредоточен на малышке, на ее бесконечных потребностях и очень боялся потерять Кристину. Но все же он понимал, что должен подготовиться к испытанию, каким будет его возвращение домой. Разумеется, возникнут вопросы, когда он подъедет к дому отца на роскошном немецком автомобиле, который ему не принадлежит. Тем более что на лбу у него мишень, а компанию ему составляют девушка в состоянии жуткой депрессии, о которой он никогда не упоминал, и ребенок, причем даже не его собственный. Придется очень многое объяснять.

– Послушай, – произнес Том, замедляя ход при въезде на автостоянку. – Мне и самому противно, что я постоянно тебя достаю, но ты должна придумать имя малышке.

Кристина едва заметно кивнула, не то чтобы соглашаясь – просто давая ему понять, что она его услышала. Они поехали на центральную парковку.

– Чудно́ как-то, знаешь. Ей уже почти неделя. Что я скажу отцу? Это – моя подруга Кристина, а это – ее безымянный ребенок?

На автостраде было относительно свободно, но стоянка оказалась битком забита, словно всему населению земного шара разом приспичило в туалет. Они застряли в длинной очереди, двигавшейся еле-еле: нельзя было заехать на парковку, пока кто-то не освобождал место.

– Это ж не трудно, – продолжал Том. – Назови ее, как цветок, или птицу, или месяц. Например, Роуз, Робин, Айрис или Эйприл, как угодно. Все лучше, чем ничего.

Он дождался, когда «камри» задом выехал с парковочного места и скользнул на освободившийся пятачок. Припарковался, но мотор не заглушил. Кристина повернулась к нему лицом. На лбу у нее сияла бордово-золотистая мишень – такая же, как у него самого и у малышки. Том разрисовал их всех троих утром, прямо перед тем, как они покинули Кембридж. Это как эмблема команды, думал он, знак принадлежности к одному племени. Лицо Кристины, бледное и пустое, казалось, лучится болью, отражая любовь, которую он посылал в ее сторону, любовь, которую она отказывалась принять.

– Выбери сам, – промолвила она. – Мне все равно, как ее будут звать.

* * *

Кевин глянул на дисплей своего телефона. Часы показывали 5:08. Нужно было чем-то перекусить, переодеться в спортивную форму и к шести быть на софтбольном поле. Это было осуществимо, но только в том случае, если Эйми через несколько минут уйдет на работу.

Жаркое солнце стояло низко, обжигая его палящими лучами сквозь верхушки деревьев. Он припарковался недалеко от тупикового конца улицы, за четыре дома от своего собственного, и сидел лицом к слепящему диску. Не идеальное место, но самое лучшее, какое он мог найти в сложившихся обстоятельствах, единственная удобная точка обзора на Ловелл-террас, с которой он мог следить за входной дверью своего дома, не опасаясь, что его мгновенно заметят те, кто входит в дом и выходит оттуда.

Он понятия не имел, почему Эйми задерживается. Обычно к четырем она уже уходила обслуживать ранних пташек в «Эпплби». Может, заболела, рассуждал он, или взяла отгул на сегодняшний вечер, а его не сочла нужным известить. Если это так, придется придумать что-то еще.

Глупо, что он не выяснил, думал Кевин. Ведь он разговаривал с ней по телефону несколько минут назад. Позвонил Джилл, как он это часто делал ближе к вечеру, чтобы уточнить, не нужно ли купить что-нибудь из продуктов, но трубку взяла Эйми.

– Привет, – поздоровалась она серьезнее, чем обычно. – Как прошел день?

– Отлично. – Он помедлил. – Вообще-то, своеобразно.

– Расскажи.

Он проигнорировал ее приглашение к долгой беседе.

– Джилл дома?

– Нет, только я.