Гонзо размахнулся, прицелился и мощным ударом послал мяч прямо в «дом». Таллерико просто стоял и смотрел, как тот падает, даже глазом не моргнул, когда судья выкрикнул «страйк». Кевин проговаривал про себя диалог, который он будет вести за завтраком с Эйми, пытался представить ее реакцию и что сам он будет чувствовать после того, как объяснится с ней. За последние несколько лет он многое потерял – не он один – и усиленно работал над собой, чтобы остаться сильным, сохранить позитивный настрой – не только ради себя, но и ради Джилл, ради своих друзей и соседей, ради всех жителей их городка. И ради Норы тоже – особенно ради Норы, хотя у них так ничего и не вышло. И сейчас он ощущал груз своих потерь, груз прожитых лет и тех, что еще предстоит прожить, сколько б их там ни было – три или четыре, двадцать или тридцать, может, больше. Конечно же, его влекло к Эйми – он не станет это отрицать, – но спать с ней он не хотел, во всяком случае, в реальном мире. Ему будет не хватать ее улыбки по утрам, чувства надежды, что она ему дарила, уверенности в том, что радость возможна, что ты – нечто большее, чем сумма всех своих утрат. Тяжело на душе становилось при мысли, что он должен от этого отказаться, тем более что взамен – ничего.
Джилл спросила, следует ли ей прийти на ночевку в белом, но мисс Маффи сказала, что это необязательно.
В качестве жеста доброй воли – чтобы не идти в чужой монастырь со своим уставом, – Джилл подобрала к джинсам белую футболку из эластичной ткани, затем положила в сумку пижаму, смену нижнего белья и туалетные принадлежности. В последнюю секунду сунула еще и конверт с десятком семейных фотографий – своего рода альбом, – на тот случай, если ее визит затянется дольше, чем на одну ночь.
Эйми обычно вечерами дома не бывало, но Джилл слышала, как та копошится в гостевой комнате, и она не очень удивилась, когда, спустившись вниз, увидела ее на диване в гостиной. Удивило ее другое – багаж у ног Эйми, два одинаковых синих парусиновых чемодана на колесах, купленных родителями Джилл, когда Том еще учился в школе. Они тогда всей семьей отправились весной на отдых в Тоскану.
– Куда-то уезжаешь? – полюбопытствовала она, остро сознавая, что сама тоже держит в руке скатанный в рулон спальник. Как будто они собрались вместе в путешествие, ждут машины, которая повезет их в аэропорт.
– Переселяюсь, – объяснила Эйми. – Хватит уже вас стеснять.
– О. – Джилл медленно закивала, пытаясь осмыслить ее слова. – Отец ничего не говорил.
– А он и не знает. – Эйми улыбнулась, но без присущей ей самоуверенности. – Это было спонтанное решение.
– Надеюсь, ты не домой возвращаешься? Не к отчиму?
– Что ты, нет! – в ужасе воскликнула Эйми. – Туда я никогда не вернусь.
– Тогда куда?..
– На работе познакомилась с одной девчонкой. Ее зовут Мими. Классная деваха. Живет с родителями, но у нее там свой уголок – как отдельная квартира в полуподвальном этаже. Пригласила пожить у нее.
– Супер. – Джилл почувствовала укол зависти. Она вспомнила, как здорово было, когда Эйми только-только к ним переехала. Они жили как сестры, не разлей вода – одна жизнь на двоих. – Рада за тебя.
Эйми пожала плечами; трудно было определить, горда она собой или смущена.
– Таков уж мой стиль, да? Завожу друзей среди людей, с которыми работаю, потом поселяюсь у них дома. И живу у них дольше, чем следует.
– С тобой было прикольно, – пробормотала Джилл. – Мы были тебе рады.
– А ты? – спросила Эйми. – Куда собралась?
– Да так… к одной подруге, – ответила Джилл, помешкав. – Ты ее не знаешь.
Эйми кивнула с безразличным видом: ее больше не интересовало, с кем водит компанию и с кем развлекается Джилл. С ностальгией во взгляде она обвела взглядом комнату – телевизор с большим экраном, удобный диван, картину с изображением скромного домика в освещении уличного фонаря.
– Мне здесь очень нравилось, – промолвила она. – Это самый лучший дом, в котором мне доводилось жить.
– Так оставайся.
– Да нет, пора, – сказала Эйми. – Вообще нужно было свалить еще несколько месяцев назад.