Оставьте меня

– Санни, возьми какой-нибудь каталог или типа того.

Санита вытащила из пачки журнал. Недавний выпуск «Фрэпа».

– Я еще не читал, – сказал Тодд.

– Не велика потеря, – пошутила Мэрибет.

– Вы читаете «Фрэп»? – Брови у Тодда изогнулись дугой, и Мэрибет поняла, что снова произвела на него впечатление.

– Было дело.

– Вот видишь? – сказал он Саните. И потом Мэрибет: – Санни меня постоянно пилит, хотя сама проходит все тесты про Гарри Поттера.

– Как можно сравнивать ГП с твоими дурацкими журналами!

– Ой, хватит. Двое против одного. М.Б. читает, а она умная. Она, наверное, тут временно преподает или типа того.

Мэрибет бросила взгляд на обложку журнала – она увлажнилась от пара паэльи.

– Я консультант.

– Консультант это читает, – сказал Тодд. – Так что не докапывайся.

– Но ради чего мне тогда жить? – спросила Санита. – М.Б., провести вам экскурсию, пока не началась разминка?

– Конечно.

– Я ее уже предупредил, что ты неряха, – сказал Тодд, бросив на Мэрибет заговорщицкий взгляд.

Квартира оказалась во многом как у нее, такая же старая утварь на кухне, такой же грязный ковролин в гостиной, такой же обеденный стол из дубового шпона. И в то же время она выглядела совершенно иначе. Может, потому, что было видно, что тут живут. На подоконнике была натянута гирлянда в форме перчиков чили, полка кренилась от книг и учебников. Они даже соорудили нечто вроде алтаря в честь «Стилерсов»: газетная статья-передовица в рамке об их победе на Суперкубке, несколько фигурок с качающимися головами, афиша со словами «У МЕНЯ ЧЕРНО-ЗОЛОТАЯ КРОВЬ». И немного совместных, более ранних фотографий Тодда с Санитой, они там такие юные и трогательно смущенные.

У Саниты в комнате, как и предупреждал Тодд, царил бардак: гора подушек, яркая мозаика на стене, одежда валится из шкафа.

У Тодда, по сравнению с этим, оказалось по-спартански: кровать заправлена так, что в армии остались бы довольны, в раме таблица Менделеева, стилизованная под Уорхола, и огромная доска с корешками билетов в кино, образующих красивый цветок. Мэрибет подошла посмотреть поближе.

– Мы часто ходим в кино, – сказал Тодд. – И я подумал, что раз уж я на это трачу столько бабла, то пусть хоть память какая-то останется.

– А вы любите кино? – поинтересовалась Санита.

– Люблю, хотя хожу не часто. – Когда она устроилась в журнал, думала, что хотя бы иногда по пятницам будет посещать ранние сеансы. Но не посетила. Ни разу. Мэрибет смотрела на корешки, в основном это были свежие фильмы, она ни одного из них не видела: «Скайфолл», «Идеальный голос», «Афера по-американски», «Поймай толстуху, если сможешь», «Голодные игры», «Тед», «Гарольд и Мод».

– Гарольд и Мод? – удивилась она.

– Ага, – ответила Санита. – Он затащил меня на него в Роу-Хаус. Реально странный фильм. Вы видели?

Только в колледже. Только в первую ночь с Джейсоном.

Мэрибет приняла вызов Кортни написать статью о Джейсоне для газеты колледжа и пошла на радиостанцию, готовясь провести ровно час с уродливым снобом от музыки.

Но после беседы придумала повод продолжить интервью на следующий день. А потом он настоял, чтобы она поприсутствовала на одной из его программ, чтобы целиком окунуться в атмосферу, так сказать.

Мэрибет оказалась не права во всем, что о нем навыдумывала. Конечно же, когда она призналась, что ей не нравится «Нирвана», он над ней посмеялся: «Что у тебя за родители?», но добродушно. Она сразу поняла, что он не осуждал людей за их вкус – лишь бы вкус у них был. И сам всем своим существом любил музыку. И диджействовал не для того, чтобы произвести впечатление, а потому что это был его способ выразить эту любовь.

И он не был уродом. Абсолютно. В день первой встречи на радио он показался Мэрибет симпатичным: копна волос, карие глаза, сочные губы. Воодушевившись какой-нибудь песней, которую он ей ставил, – когда она не знала группу, о которой шла речь, Джинкс тащил ее в пустую студию и ставил ее, – он при этом закрывал глаза и закусывал губы, и Мэрибет облизывалась. На третий день интервью, когда она уже посмотрела, как он ведет шоу и ставит записи, он уже казался ей не просто симпатичным, а красивым, а от постоянного облизывания обветрились губы.

Писала Мэрибет обычно с трудом – поэтому она предпочитала редактуру, – но статью о Джейсоне сделала на одном дыхании и немедленно сдала. Увидев ее на следующий день отпечатанной, она поняла, что именно написала. Это был не очерк, а любовное послание тиражом 11 500 экземпляров.