Осторожно! Биологическое оружие!

— Только фашист может сказать, что убивал людей, повинуясь чьему-то приказу.

— Но я никого не убивал! — запротестовал я. — Я просто работал… я выполнил то, что мне приказали.

— Это неважно. Ясно, что вы можете убить, если прикажут. Собственных мозгов у вас, похоже, нет.

С каждой секундой его рев все нарастал.

Я был совершенно раздавлен. У меня появилось ощущение, что я и впрямь кого-то убил!

Как же долго это продолжалось! Мне показалось, что прошел час, как я переступил порог кабинета. Кузнецов настойчиво называл меня фашистом, а я упорно продолжал все отрицать и терялся в догадках. Что он от меня хочет? Может, если я сознаюсь, что я фашист, он перестанет кричать на меня? Но зачем признаваться, если меня все равно уволят?

Я представил себе отца в кителе с боевыми орденами и медалями. Поверит ли он в то, что его сын — фашист?

— Послушайте, — перебил я его, — если вы считаете меня фашистом, почему бы вам просто не взять меня под стражу?

Кузнецов сразу же перестал кричать, заглянул мне в глаза и, не говоря ни слова, снова уселся за стол. От внезапно наступившей тишины зазвенело в ушах.

— Думаю, это лишнее, лейтенант, — улыбнулся он вдруг. — Все мы ошибаемся. Может быть, я даже прощу вас… но мне нужна ваша помощь.

— Каким же образом я могу вам помочь?

— Я вам сейчас скажу, — сказал он, протянув ко мне свои руки, — в вашу пользу говорит только один факт: ведь вы недавно вступили в партию, верно?

Я кивнул. Членство в Коммунистической партии было вовсе не обязательным, но без этого нельзя было получить продвижение по службе. Вот и я тоже вступил в партию, чтобы иметь хорошую характеристику.

— Вы хороший молодой ученый, — дружелюбно продолжал Кузнецов, — коммунист. Но среди ученых есть много беспартийных, и нам неизвестно, что они за люди, о чем думают. Может быть, у них есть сомнения. Может быть, кое-кто из них неблагонадежен.

Кузнецов вопрошающе посмотрел на меня, но я растерялся и не понимал, куда он клонит.

— Что ж, — сказал он, решив, что хватит ходить вокруг да около, — вы бы могли помочь нам понять, что происходит.

И только тут я сообразил, что он имеет в виду.

— Вы предлагаете мне стать вашим информатором? — спросил я.

— Нет, нет, — резко возразил он, — скорее, так называемым «добровольным помощником».

Я сразу почувствовал себя увереннее. Выходит, меня никто не собирался арестовывать! Мне было стыдно за то, что я так перепугался.

— Бесплатно? — бодро поинтересовался я.

Прошло несколько секунд, прежде чем до него дошел смысл вопроса. Кузнецов снова взорвался.

— Я с вами шутить не намерен и вам не советую! — прорычал он и махнул рукой, чтобы я уходил.

Я вышел и наткнулся на Румянцева. Бледный и взвинченный, он метался из угла в угол. Не знаю, удалось ли ему что-то услышать из нашего разговора. Я хотел было успокоить его, как вдруг дверь в кабинет распахнулась и Кузнецов произнес:

— Можете не ждать своего приятеля. Отправляйтесь домой.

В тот же день поздно вечером Румянцев пришел ко мне домой, прихватив с собой две бутылки водки. Мы молча выпили одну бутылку и принялись за другую, когда он наконец заговорил.

— Канатжан, — сказал он, — я знаю, что ты отказался.

— Это правда, — ответил я, полностью придя в себя после разноса Кузнецова и невероятно гордый оттого, что нашел в себе силы это сделать.

Румянцев опрокинул еще одну стопку и вытер губы.

— То же самое сказал ему и я.

— Это все ерунда. Не стоит из-за этого так переживать, — ответил я и перевел разговор на другую тему.

Прошло несколько месяцев. Но время от времени Румянцев на вечеринках отводил меня в сторону, туманно намекая на наш визит в КГБ.

— Конечно, ты считаешь, что ты такой хороший парень, — как-то, хлопнув меня по плечу, сказал он, — а я вот подкачал.

Мне не верилось, что Кузнецову удалось убедить моего друга стать информатором, но если это было правдой, то я бы предпочел не знать этого. Наши пути разошлись. Став заместителем директора Биопрепарата, я помог Румянцеву перевестись в Подмосковье на руководящую должность, но потом он уволился. Много лет спустя, уже приехав с Соединенные Штаты, я с горечью узнал, что в разговоре с нашим общим другом он назвал меня стукачом.

Когда мы закончили реконструкцию комплекса в Степногор-ске, сбылось то, о чем предупреждал меня генерал Тарасенко.

Было построено много новых зданий. Одно из них, получившее название «Здание 6ОО», стало самой большой испытательной базой в Советском Союзе. Высотой оно было более пятнадцати метров, внутри размещались две гигантские камеры из нержавеющей стали для испытания оружия. Первая была сконструирована таким образом, чтобы выдерживать мощный взрыв, и использовалась для определения степени разрушения и мощности рассеивания аэрозольных смесей, содержавшихся в бомбах. Вторая предназначалась для опытов над животными. Кроме того, была построена целая сеть подземных бункеров для хранения биологических материалов, а также сложная система вентиляции и канализации.