— А насчет Анджелы, — сказал Глен, — то арестовать ее могут только после обвинительного вердикта присяжных. Но этого не будет.
— Почему? — спросила Рона.
— Потому что я большинство из них знаю, — ответил Глен. — Они разумные ребята.
— Ну что ж, будем надеяться.
— Ты посмотри, что там уже наговорили, — произнес Глен со значением. — Теперь оказывается, мотив появился у молодого Мориса Уотерхауса. А этот тип Беллью даже предположил, что мышьяк в лимонный бисквит могла подсыпать кухарка.
— Я бы не удивилась, — заметила Френсис. — По словам Анджелы, эта женщина просто сумасшедшая. Да и готовить не умеет.
— Страна наводнена австрийскими кухарками, которые ничего не понимают в кулинарии, — мрачно согласилась Рона. — Любой австриячке, если она хочет весело прокатиться в Англию в надежде нажраться вдоволь и получить жалованье, о каком не могла мечтать дома, достаточно назваться кухаркой, и дело сделано. На этом наживается агентство, которое специализируется на доставке сюда вот таких женщин, которых потом навязывает некоторым несчастным хозяйкам за приличные комиссионные, представляя их квалифицированными поварихами. Я не понимаю, почему наше министерство труда не положит этому конец. Был один случай, когда…
— Давай без политики, — прервал ее Глен.
— Это не политика, а экономика.
— Тем хуже. — Глен посмотрел на Френсис. — Так ты думаешь, что это очередное дело Эльзы Феннинг?
— А кто это такая?
— Кухарка, которую признали виновной в отравлении мышьяком целой семьи. На самом деле она этого не делала, но ее все равно повесили, как положено.
— Нет, — сказал я, — эта женщина была настроена против Анджелы, а не Джона. И ты слышал, она думала, что Анджела готовит лимонный бисквит для себя. Может быть, кухарка целилась в Анджелу, а попала в Джона?
Рона внимательно посмотрела на меня.
— Весьма умное замечание, мой друг.
Только я загордился, как меня охладил Глен.
— Не такое уж умное. Этот лимонный бисквит потом доели на кухне горничная и та же кухарка.
— Но они обе это отрицают, — неуверенно возразил я.
— А, ерунда. — Глен отмахнулся. — Налей мне еще чаю, Френсис.
— Но почему это обязательно должно быть убийством? — проговорила Рона, накладывая себе сладкого пирога.
— О, — воскликнула Френсис, — я надеюсь, что это не так!
— Действительно, — поддержал их я, — ведь этому нет никаких доказательств.
— И обратному тоже, — возразил Глен. — Коронер напирает, что боли у Джона появились перед обедом. Но в последний месяц они возникали у него часто. Откуда мы знаем, что это от мышьяка? И следовательно, неизвестно, принял ли он яд до обеда или во время. Впрочем, отравиться можно было и за завтраком.
— А что это за таинственный пакет, который он получил? — спросила Френсис.
— Образцы строительного картона. Или новой марки цемента. Или асбестовых прокладок. Да он каждый день получал бандероли с образцами.
Глен замолк, чтобы закурить сигарету, затем продолжил:
— Тут вот как обстоит дело. Предположим, кто-то умирает, любой человек, где угодно. Если вы проявите достаточно упорства, то почти всегда найдете двоих-троих, кто не жалеет о его кончине. И там всегда будет и кухарка, которую уволили, и бандероль, которую принес утром почтальон, и бокал сидра, который выпил этот человек один и больше никто в доме. Такова жизнь. А теперь заговорите об убийстве, и все эти факты заиграют по-новому. Люди, которые по той или иной причине не сожалели о смерти этого человека, теперь приобретут мотив для убийства; бандероль с образцами, которую Джон, возможно, выбросил на свалку, становится зловещей, кухарка подсыпает мышьяк в лимонный бисквит, а горничная кладет его в овсянку.
— И что? — спросила Френсис.
— А то, что, по-моему, это все чепуха.
— А смерть Джона? — тихо спросила Рона.
— Это либо трагическая случайность, либо убийство по не известным нам причинам. Наверное, первое. И конечно, Анджела тут ни при чем. Покончить с собой он вроде бы никак не мог, но с учетом того, что мы сегодня услышали, это исключать нельзя. В любом случае, Рона, я думаю, ты попала в точку, когда сказала за обедом, что на самом деле мы Джона совершенно не знали. Возможно, это и к лучшему.
Гарольд, как всегда, оказался прав. Делом Джона Уотерхауса занялся Скотленд-Ярд. Двое сотрудников явились к нам поговорить.
Меньше чем через десять минут после ухода Глена и Роны и всего лишь за пятнадцать минут до ужина к нам явились двое сотрудников. Вежливо представились, назвали свои фамилии, но я их, конечно, не запомнил. Один — старший детектив-инспектор, другой — детектив-сержант.