Осторожно! Играет «Аквариум»!

– Это была удивительная история: я работал в консерватории, в исследовательском секторе социологии музыки, и там уже было известно, что в мире рока происходят серьезные, тектонические изменения, и мне, молодому тогда исследователю, руководством была поставлена задача выяснить, что же это такое. Я к тому времени, а это был примерно 1984 год, естественно, слушал и «Аквариум», и «Зоопарк», и «Кино», но знаком еще ни с кем не был. Узнал, что в соседнем университетском социологическом секторе работает дама по фамилии Гребенщикова, выяснил, что это Борина мать, Людмила Харитоновна, и она мне дала наводку, как говорится, и познакомила с Борисом. Я поднялся по знаменитой лестнице в доме на улице Софьи Перовской, позвонил, и БГ меня очень любезно встретил. Он был красавцем, просто невероятным, он меня так поразил своей одухотворенностью и красотой – и человеческой, и творческой. Первая встреча была очень оригинальная, мы сели с ним на пол, и он сказал, что «жизнь рушится и что-то происходит ужасное, но тем не менее давай поговорим». И меня так все это тронуло… Ну а потом мы стали ходить друг к другу в гости, и началась дружба на много лет, сначала дружба человеческая, а потом, в 1989-м, она перешла в сценическое сотрудничество. Когда «Аквариум» стал реформироваться, Гребенщикову понадобились новые силы, Дюша с Фаном в то время ушли, я начал играть, потом они вернулись, и был поэтому у меня небольшой перерыв, когда я перекочевал в другую страстно любимую мной группу – «Наутилус». А с 1991 года я уже плотно играл в «Аквариуме», начиная со времени появления «Русского альбома» (до 1994 года совмещая с «Нау»).

– Интересно, какая была реакция у твоих бывших коллег по консерватории на твои жизненные метаморфозы?

– Они благожелательно и добродушно к этому отнеслись, и когда я стал вместе с «Аквариумом» на гастроли ездить, терпели мои многонедельные отлучки, и не было никаких санкций. Они меня держали буквально до 1991 года, когда я уже совсем часто стал отлучаться, и расстались мы с ними очень по-дружески. Тогда в руководстве консерватории работали замечательные люди, музыканты, любившие музыку во всех ее проявлениях. Теперь рок-н-роллу в низовом и в среднем вариантах жить гораздо труднее.

– Твоя оценка сегодняшнего состояния русского рок-н-ролла?

– Происходит то, что и происходило всегда. Известные исполнители пользуются своей популярностью, те, кто получил свою аудиторию и нашел в предыдущие десятилетия свою слушательскую нишу, могут сейчас собирать залы и надеяться на то, что их услышат. В результате расслоения интересов общества все остальным очень трудно попасть в сферу общественного внимания без денег, ротаций и вливания в массмедиа. К сожалению, сейчас очень маловероятна ситуация, когда ты просто поешь песни и постепенно на тебя начинают ходить люди, раньше это было легче и народ был более любопытный. Сейчас люди больше озабочены всякими карьерными и экономическими вопросами, и поэтому теперь рок-н-роллу в низовом и в среднем вариантах жить гораздо труднее. Но радует при этом, что страна стала богаче, музыкантам вполне реально теперь зарабатывать где-то деньги на жизнь и спокойно музицировать в свое удовольствие. Теперь не обязательно заботиться про продвижение в рамках шоу-бизнеса, чтобы не умереть с голоду. А это дает творческую свободу.

– Зачастую бытует мнение, что сегодня имеет место некоторая стагнация рок-музыки.

– Как философ и резонер я разделяю это мнение, но как действующий музыкант и поэт – нет. Если, например, разделять концепцию Кормильцева о том, что рок-музыка была глобальным явлением, что это было музыкальное отражение всемирной молодежной революции шестидесятых годов и что у нас в восьмидесятые годы как бы был резонанс этой революции, то, конечно, сейчас ничего подобного нет. Рок-музыка уже не учит жизни, она не ведет на баррикады, так что в этом смысле рок-н-ролл, конечно, мертв. Но если относиться к этому по-другому – что есть огромное количество людей, которые избирают музыкально-песенную форму в качестве средства самовыражения, – то рок-музыка бессмертна, она каждый день воспроизводится, люди поют, люди выходят на сцену, люди хотят сообщить о себе что-то существенное. И в этом смысле ничего меняться и не может, мутируют только внешние формы.

– Согласен. Только хотят ли многие из людей, поющих и выходящих на сцену, сообщить о себе что-то существенное?