Осторожно — люди. Из произведений 1957–2017 годов

«Пометки, обнаруженные на полях первой карты, сделанные в 1513 году турецким адмиралом Пири Рейсом, объясняют, что (В общем, я сдержался и все равно дочитал эту муру, потому что с юности воспитывал себя и закаливал характер: любое дело доводить до разумного, до логического конца.) эта карта является копией более древних, переходивших из поколения в поколение много тысячелетий и, выходит, составленных до того, как Антарктида покрылась шапкой льда!

Поэтому ученые считают: в доисторические времена на нашей планете существовала, по-видимому, в Антарктиде, необыкновенно высокая цивилизация, которая после себя не оставила, кроме косвенных, никаких следов».

— Эх… — сказал я довольно крепко и смял газету, посмотрел на ведро, на помытый пол. Почему я не слышал, как они открывали входную дверь?! Почему угадал их мысли?.. Почему я ни разу в жизни ничего не слышал о дяде Анании из Пятигорска?!!

Да просто потому, — в раздражении я подумал, к чертям швыряя комок газеты, — что никакого двоюродного дяди в Пятигорске у меня и не было никогда.

II

Но так я подумал сгоряча, а потом, рассудив невесело, понял, что это меня, как говорится, Бог наказал.

Просто жизнь у человека, как известно, бывает полосатая. То подряд идут беды, неожиданности, наступят тревоги, и нет им конца… А то опять отпускает, и все опять равномерно, почти спокойно (можно, конечно, считать и наоборот: жизнь всегда хороша, только изредка — беды. Но это как у кого).

У меня, например, до их приезда была пауза.

Потому что, когда прояснилось три дня назад, что ничего у Лиды страшного нет, небольшой курс лечения — и все, и когда дорогой наш великовозрастный сын, еще до сих пор похожий (внешне) на щенка-переростка, опять поспешно уехал в Москву в свое университетское общежитие, наступило у меня некоторое грустное спокойствие. Реакция, что ли, у меня наступила… И даже возникло как будто умиротворение от собственного одиночества. И даже исподволь пошли всякие мысли о том, что хорошо бы теперь продолжить собственную работу (не служебную) в таком одиночестве, без помех.

В общем, коротко говоря, завершив полы, я пошел немедля чинить раскладушку.

Если кому-нибудь кажется, что, вспоминая прошлое, я иронизирую нарочито, то это не так.

И еще: неверно, что я прозревал события, которые надвигались. Но появились смутные, какие-то очень странные у меня предчувствия.

Я вошел в тайный мой «кабинет», как обычно, через стенной шкаф. Это была пустая, но опечатанная сургучом из коридора бывшая комната соседа — он женился второй раз и где-то получил квартиру, — и куда я проникал из нашей столовой, как уже говорилось, через стенной шкаф.

Стены в доме были у нас метровые, и все комнаты когда-то смежные, а потом из глубоких этих дверных проемов образовали шкафы, но я прошлым летом, перед приездом Лидиной тети, вынул в шкафу заднюю стенку и навесил ее, как дверь, на дверные петли.

В подсобном этом «кабинете» стоял у нас велосипед сына, раскладушка стояла, мои лыжи, старый кухонный столик (для меня) и хранился всякий хлам. По-моему, уже лет пятнадцать как дом наш подлежал сносу, а теперь в нем завелся еще «грибок» — что это значит, объяснять не берусь, — и в освобождаемые комнаты новых жильцов не вселяли.

Итак, решил я, лучше бы спать мне здесь на раскладушке: изолированней и удобно для ночной работы. А гости могут селиться в спальне, там две тахты, между нами будет столовая для прохода в разные стороны… Тесно не будет.

Или даже — черт с ним! — пусть даже селятся порознь: один в спальне, другая в столовой (бывшей комнате сына) на кушетке…

Я быстро привел в порядок раскладушку, вылез в столовую из шкафа сквозь Лидины платья и пошел в спальню доставать белье.

Спальня у нас, по-моему, была приличной для любых гостей. Разве что на моей тахте для упора подушки приспособлена бывшая крышка от детского секретера нашего сына с фабричным на ней двухцветным рисунком.

Ну и что? — наконец решил я. — Рисунок не броский, к нему мы давно все привыкли, вполне добросовестно натуральный, для успокоения детей: Серый Волк на крышке сидел безобидный, как собака, и Красная Шапочка с ним здоровалась за лапу.

Я торопливо вышел на улицу купить еды, подняв воротник пальто.

Был такой промозглый месяц март, был еще день, но казалось, что это сумерки. И я почуял сразу дым и гарь, военный проклятый запах, сажа большими хлопьями была на снегу по всему тротуару, по всей дороге.