Осторожно! Мины!

Самка, значит. Определить пол, если б не имя, было бы невозможно: ни молочных желез, ни широких бедер. Колоритная особь. Нижние лапы, пардон, ноги у нее как у кенгуру: длинная широкая стопа, мощные мышцы, бедра от ушей. В прямом смысле. В смысле уши свисают до бедер. Солидные такие лопухи, заячьи. Афродита, блин. Пенорожденная.

– Очень приятно, очень. Сыграем в футбол? – расшаркался Мцитури.

– С-с-сссыгра-аем! – жеманно оскалилась (улыбнулась?) Афродита.

Всё, время для разговоров закончилось. Готовность номер один. Ваш выход, господа.

– Руки за голову! Бегом! Не отставать!

Грохочет эхо в перешейках коридоров. «Толстые» новобранцы проклинают опрометчивый выбор наряда. Из семи ветеранов лишь один «толстый» – Дмитрий Семенович Нисизава, мальчишка, которому еще и шестнадцати не исполнилось.

На бегу охранник, на голову выше Макса, вещал в мегафон:

– Только мертвый не играет в футбол! Остановиться – смерть! Не проявить волю к победе – смерть!

Прописные истины для поднятия настроения.

Команда выстраивается у ворот портала. Титановые перекрытия и силовые поля. За ними – выход на поле. Диафрагмы закрыты, поверх – ржавый засов. Снаружи – гул возбужденной толпы. Предчувствие бойни пьянит зрителей: скоро!

Скоро захрустят под ногами обломки костей, а напряженные скулы игроков омоются горячей кровью из рваных ран. Скоро! Ско-о-ор-ро-а-а…

Хриплое дыхание. Волнение новобранцев смешно ветеранам, но никто даже не улыбается, ведь грешно смеяться над чужим страхом. И глупо: страх не бывает чужим, страх всегда общий – ледяным потом он переливается от тела к телу. Для страха нет преград, нет высоких стен и глубоких рвов. Игроки – сообщающиеся сосуды. Страхолюдины, а не люди. Колбочки-пробирки.

«Мы все умрем!» – слышно в хриплом дыхании и дрожи бронежилетов.

«Умрем…» – пульсируют вены.

Сердце трепыхается, будто проткнутое шилом, дергается подранком-поросенком в крепких руках – всё тише, тише… всё.

Бронеплиты ворот. Автоматические пушки, подвешенные на турелях к потолку. Сегментные створки внутреннего контура. Вот куда привели сборную Вавилона. Снаружи – полиуретан беговой дорожки, футбольное поле и трибуны.

Морфы держатся вместе. Трио уродов, надругательство над природой.

Китаец с индейцем. Родственные души?

Дамочки тоже нашли общий язык. Амазонке что-то вкачали, она ожила и вцепилась в ладошку секс-бомбы. Девушки молчат, испуганы, напряжены.

Скоро.

– Здравствуй, Максим. Живой, чертяка, живой. – Тучное тело вползло в зону обзора: пивной живот, бледная плешь и лицо в синих прожилках.

– Извините, мы знакомы? – Макс удивлен. Что это за человек? Как он оказался у ворот портала, ведь «Посторонним вход воспрещен»? Не игрок, не охранник… Как пробрался? Что ему нужно?

– Ты ж с начала сезона играешь. А я… Ну, вспомни! У тебя что, амнезия? Вспомни!

– Травма, контузия, не помню. Мы знакомы?

Сзади кто-то истерично захихикал. Первый труп, скривился Макс, истерика в строю – к первому трупу. Верная примета.

– Это тебе. – У толстяка на ладони таблетки и капсулы. Разноцветные, несколько штук.

– Мне? – удивился Макс.

– Тебе. Бери, не стесняйся. Витамины.

Удивляясь себе, Мцитури послушно проглотил две коричневые капсулы, три синих кругляка и пяток желтоватых прямоугольников. Зачем? Почему он это сделал?!

– А другим? Остальным игрокам? Мы ведь команда.

– Обойдутся. Ты, наверное… Ты не помнишь. Меня Касиус зовут. Для друзей – Касси.

– Очень приятно. – На самом деле Максу плевать на этого странного толстяка.

– Не поверишь, Макс, но когда-то давно в футбол иначе играли: без мин.

– Это уж точно – не поверю.

– А болельщики из года в год приходили фанатеть за своих любимцев.

– Из года в год? – Максу смешно. Средняя продолжительность жизни футболиста – два с половиной тайма. Вечность в сравнении с комариным писком.

– Из года в год! Это здесь и сейчас названия клубов – не больше чем торговая марка, логотип живодерни на выезде…

Сквозняк теребил пушок на шее шведа, стоявшего перед Максом.

– Вот, к примеру, ты! – Касиус вытаращил глаза. – Ты играешь за сборную Вавилона. А против сборной – боливийский «Стронгест». И что это значит, а?

Макс пожал плечами:

– Ничего.

– Правильно! Визжащие придурки на трибунах вряд ли знают, какие команды сегодня выйдут на поле. Они пришли посмотреть на то, как сорок человек будут умирать в течение полутора часов. Ты это понимаешь?!

Макс поморщился: незачем так орать.

– Я – командир саперной роты. Это я планирую разметку. Узор мой. Где и какие мины уложить, чтобы одна не сдетонировала от другой, сколько тротила отмерить, чтобы ослабить заряд, – это все я. Одна боевая мина обе команды за раз положит, понимаешь? Я должен такую мину кастрировать, чтобы одного убила, а остальных не тронула. И чтобы осколки зрителей не покалечили. Это искусство, Максим, настоящее искусство!

– Искусство? Быть убийцей – искусство? – Макс все еще не мог поверить, что этот толстяк действительно командир саперной роты. Макс представлял главного убийцу футболистов… ну, стройней, что ли.

– А хочешь, я расскажу, почему ты до сих пор жив? – Толстяк покраснел, носовым платком суетливо протер лицо и шею.