Осторожно! Никта!

Димыч нашел другое помещение, и я понял, что день удался.

Я добрался до постели уже за полночь.

Мысли естественно сразу же обратились к утреннему сюжету с Никтой. Я осознавал, что поступил так, как должен был поступить, но событию этому суждено было навсегда уничтожить надежду на общение с некогда любимой женщиной.

Мне еще предстояло узнать что в ее машине, и чем она занималась в моей компании на самом деле.

«А можно другим тоже обриться?», – вспомнил я вопрос Ани и с улыбкой провалился в сон.

В компьютере Никты действительно оказалось много личного. Папки носили названия: «Бигмак», «Время Pi», «Denis», «Список плюс», «С Димой»… И другие папки. Не заглядывая в это «белье», я сделал ее архив на отдельном жестком диске и, положив его в коробку из-под конфет, засунул в дальний ящик.

Остальное порадовало меня. Шум сказал, что утечка маловероятна. Девушка просто флиртовала. Никакого промышленного шпионажа обнаружено не было. «Хотя, братан, в наше время я уже ничему не удивлюсь. Возможно, пользователь тачки – неплохой компьютерщик, и ежедневно аккуратно подтирал за собой. Есть у меня одна идея. Если получится что-то узнать, сообщу», – вяло сказал Шум.

Состояние было средним: от блистательных характеристик недавнего восстановления и начала мерзостных дней, когда Никта вдруг решила вновь потренировать свои щупальцы на моей шее, до спокойного коллегиального профессионального процесса, в котором ко мне справедливо отнеслись абсолютно все. Даже новые девочки. Сплетня про наш с Никтой окончательный нелицеприятный разрыв незатейливо витала в маленьком коллективе, не вызывая у меня ничего, кроме улыбки.

Безусловно, я преувеличивал твердость параметров ‘виктории’, и мысль о том, что все не так просто и не так, как кажется, сигнальным маячком присутствовала в повседневном цикле самоощущения и всех дел. Я ловил себя на том, что делаю много допущений, немалая часть которых зиждется на некогда позитивном отношении к Никте. Это характеризовало мой настрой, как в целом позитивный, но и вызывало опасения в том, что в определенный момент я могу принять слишком мягкое решение, случись нам еще раз в жизни столкнуться.

Сцены прошлых и таких светлых отношений возникали в остывшем уме и приносили сладостное чувство. Но это же и порождало промежуточные депрессии, поскольку я все же был живой человек, которому ничто человеческое не чуждо. Невозможность коснуться ее тела и чувствовать близость, хоть и была вульгарным проявлением любви, все же с большим трудом приучала меня к её отсутствию. Я не считал, что это сильнее меня, но и уважал это. Ведь это когда-то возникло вместо чего-то другого и было мною признано.

С новым офис-менеджером повезло. Я давно ни с кем не беседовал с такой приятностью. Глория была молода, но не по возрасту серьезна. Немаловажной деталью было ее происхождение. Она была дочерью военного. Отец не разделял влечение к шоу-бизу, но и не препятствовал дочери в ее интересах.

Я наслаждался нашими диалогами, пытаясь не многословить и не надоедать. Но у Глории возникали вопросы, и общение происходило большей частью по ее инициативе.

Новое помещение представляло собой нечто вроде старого спортзала с высоченными потолками и огромной площадью. Был сделан ремонт. Офисную часть было решено не отделять от студии.

Компания была небольшой, а процесс часто требовал взаимодействия студии и офиса. Поэтому Глория геометрически и логически находилась в самом центре помещения и событий. Ей это нравилось, работе это не мешало, а новизна такого сочетания уже в первые дни начала приносить плоды. Процессы ускорились, а коллектив стал сплоченнее.

Наше присутствие в новом месте сразу вызвало несколько приятных ассоциаций у всей команды. Мы стали светлее. Улыбка не покидала наши лица. Сначала все думали, что это синдром переезда в новые условия. Но позже мы стали замечать, что дом, в котором находилось помещение, все подходы и подъезды к нему были светлыми.

Здание было относительно и по-хорошему пустынным. Народ попадался навстречу какой-то элегантный, воспитанный. Для Москвы две тысячи одиннадцатого года это было странно. Одним словом, мы были рады, что переехали, хоть я поначалу и не был до конца уверен в правильности своего решения, принятого в сердцах.

Признаться, я чрезвычайно переживал по поводу такой концовки с Никтой.

Самое сложное заключалось в том, что, отрекшись от Никты, я продолжал любить ее. Слава богу, у меня хватало ума понимать это и не путаться в своих чувствах, сбивая с толку совершенно невинных людей. Как и компьютер Никты в день разрыва, позже, я сложил все мое-наше в виртуальный мешок и убрал это в очень глубокие пространства своей души. Убрал туда, откуда не возвращаются.