Осторожно — пума!

Мой новый костюм уже не был столь свежим, как утром. Обнажая ссадину, на рукаве зияла прореха. Одна штанина на колене дала трещину. Черная пленка хрома на ботинках висела мелкой шелухой, как на картошке, варенной в «мундире». В левом ботинке воды было меньше, чем в правом, так как подошва близ его носка уже несколько поотстала от верха, давая возможность воде свободно изливаться на землю. Вообще это была какая-то киселеобразная масса, а не ботинки. Прав был наш проводник — обутки мои были худые. Впрочем, эти досадные мелочи не испортили отличного настроения после удачного спасения, а главное — определения своего места в таежной безбрежности.

Солнце, обдав сосны золотыми брызгами, начало прятаться за вершину сопки. Нужно было готовиться к одинокой ночи в этих коварных дебрях. Не меньше часа было потрачено на лесозаготовку для костра. Сушняка и обгорелых, но вполне пригодных для костра стволов кругом было множество. Не имея представления, сколько дров требуется для костра на ночь, и действуя согласно народной мудрости — запас карманов не тянет, натаскал их не менее двух кубометров. Разожжен громадный костер. Сварена и съедена с аппетитом каша. Устроена царская постель из пихтовой хвои. Вместо простыни — плащ, подушка — рюкзак, одеяло настоящее. К концу всех этих хлопот в падь вошла темнота. Она скрыла и сосны, и сопки. Только трава дрожала от жара пылающего костра да лапы елей как будто то приближались, то убирались восвояси. Мир сузился до нескольких метров. За границей света притаилась жутковатая неизвестность.

Странное чувство овладело мной. Теоретически было ясно, что ни один зверь не подойдет к такому грандиозному костру. Ни один бандит не станет ходить по тайге в кромешной тьме. Итак, бояться совершенно нечего. Но это только теоретически. Практически же первое время какая-то противная жуть отгоняла сон. Потом усталость взяла свое, но выяснилось, что необходимо отодвинуться от костра, который был длиной метра в три и высотой в половину моего роста. Даже на большом расстоянии было жарко и одеяло оказалось лишним.

Заснул крепко, но как только костер убавлял огонь, меня как будто кто-то толкал. За короткую летнюю ночь я просыпался раз шесть. Подложив дров, моментально засыпал снова. Окончательно проснулся, когда где-то на востоке Забайкалья появилось солнце, окрасив в ярко* оранжевый цвет противоположную вершину взлохмаченной со сна сопки. В пади стоял зеленый полумрак. Дремали травы. Опустив лапы, спали ели. Похрапывал ручеек. Медленно горел уставший за ночь костер. Темнела чуть-чуть уменьшившаяся куча заготовленных дров. Тишина и покой. Лишь во мне бурлили радость и гордость за первую самостоятельную таежную ночь, ощущение молодости и силы, уверенность в успешном выполнении задания.

Покончено с кашей. Выпит крепкий чай. Уложены немудрые пожитки. Залиты остатки костра. Наступило первое ликующее утро моей желанной специальности. Бодро насвистывая жизнеутверждающий марш тореадора из оперы «Кармен», размахивая молотком, придерживая другой рукой плащ на плече, я зашагал по глухой, заросшей пади к вершинам Заганского хребта, зная зачем и зная куда.

Солнце потихоньку взобралось на сопку и из-за сосновых крон бросило щепотку золотых лучей в мою падь. Потянуло ветерком. Падь проснулась, встряхнулась, заиграла солнечными бликами. Вместо росы на траве оказались нитки бриллиантов, расцвеченные всеми цветами радуги. Эти нити дрожали, переливались мириадами огоньков, превратив зеленый хаос в пещеру Алладина. Нет слов, чтобы описать все очарование этого преображения и игры красок… И вдруг из-под куста сбоку на меня глянули свирепые, зеленые глаза черной, как уголь, пумы!

Ее короткие уши были насторожены. Правое ухо слегка вздрагивало от напряжения. Ощетинившиеся усы дрожали. Невидимый в кустах хвост молотил траву, и трава колыхалась, теряла бриллиантовые нити. Слегка шевеля зрачками, глаза метали злые зеленые искры. Она лежала, положив голову на вытянутые, готовые к прыжку лапы, скрытые травой. Зубы были оскалены, хотя и не видны из-за травы. Страшный зверь изготовился к роковому прыжку. Чтобы увидеть все это, потребовалась тысячная доля секунды — щелчок фотоаппарата, глаз и воображения. Все дальнейшее происходило так же стремительно, во всяком случае не более двух секунд.

Но как были насыщены переживаниями эти секунды! За этот ничтожный в абсолютном исчислении отрезок времени в мозгу проносится ураган мыслей. В памяти возникает если и не вся жизнь, то во всяком случае значительная ее часть, связанная с событием, приведшим к роковой развязке.

Первое, что я ощутил, был тривиальный ужас. Именно он остановил меня на всем скаку и заставил врасти в землю. Механически пресеклась и застряла в лязгнувших зубах ария тореадора. Одновременно по спине пробежали полчища мерзких мурашек. Кожа как будто сжалась на всем теле, и было впечатление, что мурашки посыпались на траву. До боли отчетливо ощутилось, как сердце оторвалось, вроде бы упало в заднюю часть порванного левого ботинка.