Осторожно, треножник!

«Признаться, мне такое отношение к классике глубоко антипатично : я не понимаю, как можно сочувствовать самому факту “ унижения писателей”. Один филолог (Лев Лосев…) унижает тексты писателей и их самих; другой филолог (Джеральд Смит…) в статье, сугубо положительной по отношению к первому, сочувственно отзывается об установке на такое унижение ; третий филолог (Александр Жолковский…) делает высказывание второго коллеги эпиграфом к своей статье; по моему разумению, все три филолога, профессора русской литературы, этим по существу изменяют своему делу и призванию: ведь филология – это любовь к слову, а не унижение слова … Филологический стеб… вызывает у меня, если выразиться мягко, недоумение . При этом цель подлинного проникновения в суть предмета не преследуется – демифологизатор нацелен на осмеяние и принижение этого предмета, переворачивание его с ног на голову; он прежде всего озабочен подачей самого себя ; его привлекает не столько предмет искусства…, сколько он сам в окружении искусства…»

Упрека в уходе от проникновения в суть предмета я на свой счет принять не могу: моя статья, успешно ли, нет ли, вся посвящена разбору и контекстуализации стихотворения Лосева. Никакой демифологизации Пушкина в ней нет. Тема это вполне законная, но ею я в этой статье [293] совершенно не занимаюсь (как не занимаюсь и какой-либо «подачей себя» [294] ), а занимаюсь – пытаясь филологически проникнуть в суть предмета – исключительно текстом Лосева. [295] Причем его текст мне нравится, так что тут я тоже в порядке, ибо занят типичным, даже по меркам Перцова, филологическим делом, починяю примус. [296]

Несправедливо обвинять в демифологизации и Лосева. Его стишок почти тридцатилетней давности вообще не является филологической продукцией. Во-первых, потому, что он написал его, еще не будучи профессором, а во-вторых и в-главных – потому, что это стихи, к тому же шуточные, а не лекция, статья или монография.

Получается, что оба «почтенные профессора» атакованы, в сущности, безосновательно, [297] что, однако, не значит беспричинно.

За неточностями, непоследовательностями, ошибками, оговорками – по Фрейду, проговорками – стоит, я думаю, реальный источник травмы (огорчений, антипатий, недоумений, гаданий): раздвоение личности Перцова как профессионального филолога. С одной стороны, он за проникновение в суть предмета, решение научных проблем, в своей аргументации стремится к логике, основывается на подсчетах и лингвистических категориях, а с другой, исходит при этом из фундаментально иного – назовем его пока эмоциональным – представления о задачах филологии. Отсюда огорчения и упреки в измене.

Надо признать, что филология – слово и профессия – к такому раздвоению предрасполагают. Внутренняя форма термина филология иная, чем у таких внешне сходных с ним, как геология, зоология, энтомология, психология, социология . В названиях этих «нормальных» дисциплин – логия , то есть – словие , значит «логос, слово, знание, наука (о предмете, названном первой частью слова)». Но филология означает не «науку о любви», а «любовь к слову». А это совершенно другая установка.

Разумеется, и специалисты по остальным наукам любят свой предмет: энтомологи – своих насекомых, ихтиологи – своих рыб, герпетологи – своих змей, но любят, так сказать, странною любовью: они страстно хотят узнать, как те устроены и где обитают, но им не приходит в голову огорчаться, установив, что червяки не летают, бабочки живут недолго, рыбы не поют, некоторые змеи ядовиты и так далее. Огорчаются они, когда чего-то установить не могут. [298]