— Знаете что, мисс Аштон? — сердито выговорил Вульф, дав понять, что с оправданиями я опоздала. — Я… Я пойду завтра к милорду Райхону и все ему объясню.
— Не надо, — попросила я. — Если вы признаетесь, ректор поймет, что я его обманывала. Он не поверит, будто я не знала, что вы Стальной Волк. Мы как раз сегодня говорили о доверии; боюсь, после вашего признания он перестанет мне доверять окончательно. А если перестанет… Если он не будет рассказывать мне о расследовании, мне, единственной, кто помнит… Я должна быть в курсе всего, что происходит.
— Должны, — согласился боевик. — Милорд Райхон это понимает.
И на должности ксерокса меня оставит, да. Но об остальном можно и не мечтать.
— Не ходите, пожалуйста, — взмолилась я. — Стальной Волк — ложный след. Не будет ничего плохого, если его не найдут. А я не могу рисковать добрым расположением ректора. Он обещал помочь мне восстановить способности!
Я помнила, как пришла к Оливеру каяться в том, что подбросила на крыльцо Камиллы ту записку. Второй раз я подобного позора не переживу. А он не простит больше.
— Хорошо, — согласился боевик без энтузиазма. — Стальной Волк просто исчезнет. Ваш приятель-оборотень умеет хранить тайны? Тогда — исчезнет. Но я попрошу вас об ответной услуге.
Он сбросил на пол плед, прошел к стоявшему у окна столу и выдвинул один из ящичков. Нашел там что-то и, вернувшись ко мне, принялся расстегивать рубашку.
— Все, что вы пишете, остается неизменным в новой реальности, так? — спросил, оставшись в одних кальсонах. — Тогда пишите. Здесь, — он указал себе на грудь. — Вот этим.
Пламя свечей отразилось на узком клинке, и я испуганно отшатнулась.
— Пишите. Герман, Виктор, Мартин, Камилла. Я никого больше не хочу забывать.
— М-м… мистер Вульф… — в горле запершило, и я негромко откашлялась. — Вам не кажется, что это слишком? Давайте я запишу имена на бумаге? Имена и все остальное?
— И что мне делать с этими записями, когда реальность изменится? Какая-то бумага, исписанная чужим почерком, — полагаете, я поверю ей?
— Но ректор… и инспектор Крейг…
— Возможно, у них есть свои способы сохранить информацию и доверие к ней. У меня — свои. Пишите, Элизабет.
Ненормальный! Нужно быть совершенно чокнутым, чтобы такое требовать!
Но, если подумать, идея не лишена смысла.
— Хорошо, — я взяла у него нож. Расхожее выражение «врезаться в память» обрастало новым смыслом. — У вас есть бинты и что-нибудь для дезинфекции?
— Найду.
Он вышел из комнаты и через две минуты, которых мне, наверное, хватило бы, чтобы вылезти в окно и бежать отсюда подальше, вернулся со стопкой салфеток и бутылкой анисовой водки.
— Подойдет?
Я открыла бутылку и принюхалась.
— Подойдет.
Сделала глоток прямо из горлышка.
— Элизабет!
— Мне нужно настроиться, — я сморгнула выступившие слезы. — Не каждый день такой живописью занимаюсь.
— Отдайте, — Вульф отобрал у меня бутылку и сам отхлебнул немного. Достал из-под стола сумку, с которой ходил на занятия, и вынул из нее пузатую баночку. — Кровоостанавливающий бальзам, ношу с собой на практику.
— Нужен другой свет, ярче. И вам придется сесть… нет, лечь. Лучше на пол, чтобы не испачкать кровать.
Я надеялась, что крови будет не слишком много. Вспоминала расположение крупных сосудов, чтобы не повредить ненароком… Экзамен по анатомии, блин!
Саймон зажег газовые рожки и растянулся на полу. Я села рядом, подогнув под себя ноги. Смочила салфетку водкой и протерла нож, затем — грудь боевика.
— Щекотно, — улыбнулся он.
— Это ненадолго, — утешила я угрюмо.
Поглядев на бутылку и усилием воли отказавшись от мысли выпить еще чуть-чуть, сжала нож, ухватившись за клинок почти у самого острия, как держат карандаш, и провела на коже бывшего куратора короткую линию. Посмотрела на появившиеся капельки крови и все-таки глотнула еще водки.
— Вы меня царапаете, — укоризненно выговорил Саймон. — А нужно резать. Достаточно глубоко, чтобы остались шрамы, но не настолько, чтобы пришлось накладывать швы.
— Как это?
— Вы у нас целительница, вам лучше знать. И отставьте бутылку. А то я потом не разберу ваши письмена.
— Ладно… — я облизала пересохшие губы и провела новую черточку, глубже и длиннее. Крови тоже выступило больше. Я стерла ее пропитанной бальзамом салфеткой.
Вырезав таким образом три буквы первого имени, я столкнулась с новыми сложностями.
— Неудобно. Надо с другой стороны. Или… Это будет не совсем прилично…
— Полагаете, еще не поздно беспокоиться о приличиях? — кривясь от боли, спросил боевик.
Я сочла это разрешением, подобрала юбки и уселась ему на живот. Дело пошло быстрее. Но видел бы это кто-нибудь со стороны!
— Мистер Вульф, вопрос несколько запоздал…
— С-саймон, — выдохнул он с присвистом.
— Что?
— Вы сидите на мне с ножом в руке. Думаю, этого достаточно, чтобы обращаться ко мне по имени.
— Саймон, — мне самой так нравилось больше, — а ваша мать…
— Не войдет сейчас? — понял он. — Нет. Во-первых, я закрыл дверь на ключ. Во-вторых, у мамы проблемы со сном, и доктор Грин прописал ей снотворные капли. До утра ее и канонада не разбудит.
— Грин? Он ее доктор?
— Да. А что?