“Элси, солнышко… Спасибо за письмо, милая. Каждая весточка от тебя — лучик, греющий мою душу… Мы с папой так рады, что ты нашла свое призвание…”
Отстранившись от чужих чувств, я пыталась анализировать полученную информацию, но выходило неважно. Хотелось радоваться вместе с Элизабет полученному из дома посланию. Поняла лишь, что родители благосклонно приняли ее переход на другой факультет. И собираются навестить дочь в академии.
“Сейчас у отца много дел, ты же знаешь… Но в начале апреля мы обязательно увидимся…”
В начале апреля. А сегодня… Уже второе марта! Загруженная учебой, обеспокоенная медленным и безрезультатным течением расследования, я пропустила приход весны. Не заметила, как растаял снег в академгородке, обнажив черную землю с крохотными островками молоденькой травки. Машинально отмечала даты в тетрадках, но даже не задумывалась о том, что название месяца изменилось… Апрель уже совсем скоро! Значит, тем более не время для новых ссор и обид. Нужно разобраться скорее со всем этим, чтобы Элизабет — она, а не я — могла встретиться с родителями. Наверное, она по ним очень скучает. Я по своим скучаю…
Я сложила письмо и спрятала в карман. Посмотрела на Оливера.
— Спасибо, что взяли на себя роль почтальона, — радостное настроение Элси почти погасило мое недовольство, и благодарность далась без труда. — Но вы ведь не только за этим пришли?
— Нет, я… Помните, однажды я сказал вам, что мне тяжело находить общий язык с юными девушками вроде вас, недостает такта и сложно подобрать правильные слова…
— В искусстве прозрачных намеков вы тоже не преуспели, — вздохнула я.
— О чем вы? — будто бы не понял ректор.
— О том, что вы только что практически прямым текстом спросили меня, помню ли я, как однажды призналась вам в любви. Я помню, милорд. Но с вашей стороны не очень благородно пытаться играть на моих чувствах.
Мое обвинение его задело. В черных глазах вспыхнули злые огоньки, губы сжались в тонкую линию, ноздри широко раздулись — так и виделось, как сейчас выпустят струи густого пара… Но, очевидно, пока я поправляла нервишки на ринге, в пошатнувшейся цитадели тоже провели ремонт. Ярость во взгляде погасла, сменившись грустью, сердитые морщинки на лбу разгладились.
— Я сказал только то, что сказал, Элизабет. А ваша реакция — лишнее подтверждение тому, что я в самом деле не умею находить нужные слова.
— Особенно — с юными девушками.
— Особенно, — согласился он, сделав вид, что не услышал издевки. — С ними нужно быть предельно тактичным, не обидеть, не оскорбить ничем… даже если собираешься отчислить девицу за неуспеваемость или дурное поведение. К счастью, мне редко приходится общаться со студентами лично: есть кураторы, деканы, проректоры…
— Но если чей-то отец — первый помощник лорда-канцлера и регулярно отчисляет на развитие академии немалые суммы, то приходится, — я снова не отказала себе в том, чтобы его поддеть, несмотря на данный только что зарок во что бы то ни стало помириться с ним ради счастья Элси и спасения мира.
— Не обязательно, — вместо того, чтобы рассердиться, усмехнулся мужчина. — Но если кто-то осчастливит меня хвостом, например, я не стану делиться этой радостью с другими преподавателями, а захочу поблагодарить благодетельницу лично.
— Исключили бы меня давным-давно, сейчас и горя не знали бы, — пробурчала я.
Возможно, он и не специально это делал, но в каждой фразе ректора слышался скрытый смысл. В последней, мне показалось, он напомнил о том, что в свое время был достаточно снисходителен к Элизабет, и, видимо, поэтому она сейчас должна безропотно терпеть его претензии.
— Не знал бы, — серьезно согласился Оливер. — Я это понимаю. Как и важность вашего участия в расследовании. Поэтому хотел бы…
Принести свои глубочайшие извинения?
— …чтобы между нами установилось полное доверие, Элизабет.
Снова доверие! У меня скоро аллергия будет на это слово! Нервный тик и неконтролируемые приступы смеха.
— Доверие, милорд, может быть только обоюдным, — заметила я холодно. — Я не могу доверять вам, зная, что вы не доверяете мне. А вы требуете доверия, при этом контролируя каждый мой шаг и проверяя каждое мое слово.
Доверие, доверие, доверие — сама зачастила как попугай.
— Элизабет…
— Что вы сожгли?
Мой вопрос не просто поставил ректора в тупик — тот даже не понял о чем я. Пришлось объяснить:
— Вчера вы сказали, что на втором курсе устроили поджог. Мне интересно, что вы подожгли.
Да-да, я помню. Даже если наш разговор остался в стертой реальности.
Ну, давайте. Доверяйте мне, милорд. Прямо сейчас.
Оливер недовольно поморщился.
— Это было давно, — растянул принужденно. — И не имеет значения… Пожарную часть.
При том, как он начал, я уже не ждала честного ответа и, услыхав его, ошалело выпучила глаза:
— Как?
Как можно поджечь то, что гореть в принципе не должно?!
Ректор скромно развел руками:
— На спор.