– Идите сюда, – негромко позвал доктор, когда единорог, не наевшийся цветочками, отошел, чтобы продолжить трапезу сеном.
– Только попробуйте засмеяться! – прошипела я сердито.
– И не думал. Не дергайтесь, а то ваш друг решит, что я хочу причинить вам вред. А я хочу лишь… – он вынул из кармана платок и, пока я неподвижно стояла перед ним, сбитая с толку внезапным проявлением заботы, отер мне лицо. – Вот так, – сложил платок и аккуратно убрал в карман. – У нас есть первый образец.
– Вы…
– Изучаю эноре кэллапиа. Мы ведь за этим… О! Не шевелитесь!
– Что там? – испугалась я, когда он потянулся к моим волосам.
– Лепесточек! – Грин показал выловленный из испорченной прически голубой лепесток. – Вкусный-вкусный лепесточек.
Единорог заинтересованно обернулся.
– Хочешь? – спросил его доктор.
Он протянул руку, и на миг показалось, что диво дивное, круша стереотипы, ринется за вожделенным лакомством, – таким заинтересованным стал его взгляд. Но чуда не произошло.
– Не хочешь – как хочешь, – доктор сунул лепесток в рот и, чавкая от притворного удовольствия, сжевал.
– Развлекаетесь? – спросила я угрюмо.
– Работаю. И не нойте – радуйтесь. Слюна единорога – не кровь, но тоже целебная субстанция. Избавляет от прыщей и морщин.
– У меня и до этого прыщей не было!
– А морщины уже появляются, – заметил с ехидцей Грин. – Оттого что постоянно хмуритесь. Вот, возьмите, – он вынул из другого кармана чистый платок и расческу и протянул мне. – Зеркала нет, извините.
– У меня есть, – буркнула я.
Достала маленькое зеркальце и с опаской взглянула на свое отражение. Оказалось, все не так страшно: нужно только поправить прическу.
– Давайте помогу, – доктор вызвался подержать зеркало. – И не смотрите с такой злостью, будто это я вас облизал. Мы работаем с уникальным разумным существом, но разум у него нечеловеческий, надо быть ко всему готовыми. А о слюне я сказал правду
– Угу. Уже чувствую, как хорошею.
– Зря не верите, – Грин пожал плечами, и зеркальце сдвинулось. Пришлось дернуть доктора за рукав, чтобы настроить нормальный обзор. – Я выбрал из книг несколько рецептов. Можно попробовать изготовить какой-нибудь омолаживающий крем. Для настоящего лекарства все равно нужна кровь или рог.
Он с сожалением вздохнул, и мне стало стыдно. Подумаешь, облизал волшебный конь. Тут человек лекарство от всех болезней хочет получить, а может – только крем от морщин. Вот что обидно.
– Кроме рецептов ничего не нашли? – поинтересовалась я.
– История, мифы. Думаю, лорд Эрентвилль позволит мне продолжить чтение. Возможно, что-нибудь еще отыщется.
– А зачем вы выставили из библиотеки леди Каролайн?
– Я ее не выставлял, – он снова передернул плечами, но я уже подколола волосы, и зеркало можно было убрать. – Я отправил погулять вас, Бет. Вы не высидели бы рядом со мной и получаса… О! Обратите внимание, как ваш друг на нас смотрит, – Грин сменил тему, одновременно понизив голос. – Он сердится. Вы ведь пришли к нему, а говорите со мной – с человеком, отобравшим у него последний лепесток. Не будем его злить. Идите. Пожалейте его и пообещайте принести много вкусных цветов.
Просить себя я не заставила. Когда я подошла, единорог развернулся и стал так, чтобы закрыть меня от Грина.
– Ревнивец какой, – укорила я его, запуская пальцы в шелковистую гриву. – Значит, я правда нравлюсь тебе? Только не облизывай меня больше… Нравлюсь? Говорят, единороги дружат только с хорошими людьми…
Хотелось верить, что я, несмотря на все совершенные и в старой, и в новой жизни ошибки, – все-таки хороший человек. И, слыша над ухом ласковое сопение, я в это верила.
Ради этого и стремилась сюда. Ради воспоминаний без боли, радости без причин и ничем не подкрепленной, но непоколебимой уверенности, что все будет хорошо, можно было часами обнимать гибкую шею, тереться носом о гладкую шерсть в том месте, где пульсировала под кожей жилка, гладить гриву, плести и тут же распускать косички…
А какой смысл Грину наблюдать за всем этим?
Единорог недовольно тряхнул головой и укоризненно заржал: видно, еще сердился на доктора и возмутился, что тот появился в моих мыслях.
«Не обижайся, – я почесала дивное создание за ухом. – Ты все равно нравишься мне больше. Но доктор тоже хороший. И обычно не ест цветочки. А то, что я с ним говорила… Мы только у тебя и можем поговорить. У меня неприятие целительской магии, а он всегда… Из-за миссис Кингслей. Ты же знаешь миссис Кингслей? Можешь ей помочь?»
Он тряхнул головой. Нет.
– О чем вы говорите? – спросил Грин. – Вы ведь говорите с ним?
– Да. Так… о своем, о девичьем, – соврала я, не решаясь признаться доктору, что даже волшебный эноре кэллапиа не сумеет вернуть потерявшуюся на переломе реальностей душу его пациентки.
– О девичьем? Он же самец.
– Зато я девушка.
Единорог фыркнул, но согласился, что не стоит лишать человека надежды. Позволил обнять себя и умиротворяюще задышал мне в затылок.
– Вы и правда ему нравитесь, – сказал Грин.
– Я не ем его лепесточки.
– Это был не его лепесточек. Скорее, ваш. К слову, довольно приятный на вкус… Можно вопрос? Не о единороге?
– Спрашивайте.