— Лечащий врач никаких изменений у пациента за интересующий нас период не отметил, целитель всплесков внештатной магической активности не зафиксировал, и признаков применения к больному каких-либо артефактов моя проверка не выявила. Имеются следы прямой подпитки силой, но жена Больца — одаренная, и такое воздействие ей вполне по силам. В целом, если Больц причастна к серийным убийствам, применить свои наработки к мужу она еще не пыталась. А ты что увидела? О чем вы беседовали с той миленькой медсестричкой?
И вот удивительное дело: еще минуту назад медсестра Оксана с песочной косой мне самой казалась девушкой приятной и толковой, а сейчас — куда что делось.
Но, с другой стороны, во-первых, глупо ревновать мужика только потому, что у него есть глаза, во-вторых, глупо ревновать того, кто как бы и не совсем твой мужик.
Ну и в любом случае — не проклинать же мне всех смазливых девиц старше восемнадцати лет?!
…при таких раскладах проще проклясть один раз, но мужика — просто, удобно, экономично.
— Я увидела овощ, — емко охарактеризовала я свои впечатления от посещения палаты четыреста пятнадцать. — Медсестра, с которой удалось разговориться, утверждает, что посетители у Больца бывают редко: раз в неделю его навещает жена, иногда с кем-то из детей, чаще всего со старшей дочерью. Раньше вроде бы визиты наносили еще и родители, но их давно уже не видно было. Я представилась знакомой семьи и поинтересовалась, не было ли в последние месяцев девять изменений в состоянии? Мол, вокруг бедной женщины трутся какие-то подозрительные личности, желая выудить последние деньги. Очень удивилась — откуда там деньги? По наблюдениям медперсонала, семья Больца живет очень бедно.
— И? — скосил на меня взгляд инквизитор.
— Что — «и»? — внезапно взорвавшись, рявкнула я. — И значит, его жена не могла нанять исполнителя для подобной акции! Или — и значит, от отчаяния могла пойти и на такое, потому что содержание мужа в больнице явно бьет по ее кошельку! Не знаю я, что «и»! Просто сказала!
— Тише-тише! — рука Макса, отпустив руль, легла на мое колено.
И меня словно молнией прошило: первый раз инквизитор снизошел до жеста с откровенно сексуальным подтекстом в мой адрес по собственной инициативе, а не в результате моего напора или агрессивной провокации. Разозлившись на собственную идиотскую реакцию, руку я стряхнула и бескомпромиссно отвернулась к окну.
— Отметила — и хорошо. Посмотрим, к чему это удастся пришить…
Пришить. Пришить! Руки свои к своим коленям пришей!
Дура ты, Ксения.
Давай еще пореви тут от обиды.
Петренко открыла дверь на наш звонок — женщина в возрасте, несколько оплывшая, но миловидная.
— Здравствуйте, Елена Сергеевна! — Макс расточал обаяние, как самолет «кукурузник» — инсектицид.
— Здравствуйте, здравствуйте! Проходите — вот тапочки, — уютно ворковала хозяйка. — Ой, вы такие милые! Неужели тоже следователи? Надо же, такие славные — не то что тот хам, что опрашивал нас с дочкой тогда… Ах вы из столицы? У нас здесь совершенно не умеют работать!
У меня начало тянуть под ложечкой почти сразу.
— Расскажите, пожалуйста, о том происшествии, когда Дмитрий Миргун напал на вашу дочь.
— Он и на меня тогда напал! Я так тогда перепугалась, вы не представляете! Это же ужас какой-то, а его отпустили, убийцу! Вы уж разберитесь и накажите этих наших, где это видано, чтобы таких, как он, по улицам гулять отпускать…
Петренко говорила, говорила и говорила. И жаловалась, жаловалась, жаловалась: на сумасшедшего, напавшего на них с дочерью, на непослушную дочь, на современную молодежь, на цены, на погоду, на жизнь…
Слабенький дар ее пульсировал и тянулся к живым, теплым людям.
Она подбирала к нам ключи: жалость, сочувствие, раздражение, брезгливость. Искала эмоциональные отмычки, которые вскроют нашу защиту.
— Насколько нам известно, Дмитрий Миргун никого не убил, поэтому выводы о том, что он представляет серьезную опасность, все же преждевременны. Подскажите, как вы считаете, могла ли его агрессия быть спровоцирована?
— С… спровоцирована?! Да… да на что вы намекаете?! Что мы еще и сами виноваты, что этот тип нас чуть не прикончил средь бела дня?!
— Нет, что вы, я только имел в виду…
— Знаю я, что вы имели в виду! Вам бы всем дело закрыть да повесить на шею бедной женщины! Такая же бездарность, как и местные, даром что столичный. Сколько твой папик заплатил, чтобы тебя на тепленькое место пристроить? Знаю я, чего тебе надо: взятку хочешь с меня стребовать? Я тебе денежку, а ты Миргуна в тюрягу? Знаю я, как это работает, так вот — не на ту напал, мусор. Думаешь, раз корочки есть, так все тебе можно? Давай, валяй, арестовывай меня! Ну? Чего ждешь? Наручники надевай!
Она тыкала протянутыми запястьями инквизитору в нос, едва не задевая оный. Эмоциональный вал развернулся со всей силой, ударялся о наши защиты, как штормовые волны. Лицо у дамы перекосила ярость, холодная, злая, непохожая на бешенство сумасшедшего. У этой ярости была цель — расковырять, добраться до живого мяса.