— Это, кстати, может прекрасно объяснять, почему убийце не удалось справиться с ней с одного удара! — тут же вынырнула я из своей кружки. — Хоть и слабенькая, а все же ведьма. Какая-никакая. Могла почуять, начать сопротивляться…
— И третья причина, — проигнорировал мое сверхценное мнение инквизитор. — Сроки. Первая жертва, о которой нам известно, датируется сентябрем. Вторая — концом января, третья — началом июня. Разрыв между убийствами — четыре-пять месяцев. Если вставить в эту схему вашу Картовскую, которую убили в ноябре…
Оу… Тогда получается промежуток в пару месяцев, и значит, где-то может быть еще одна жертва?
Не-не-не, нет. Мне эта идея не нравится.
— Многоуважаемый Максим, я согласна отозвать свое предложение, — проявила я редкую для меня договороспособность.
Где-то в глубине души понимая, что отзывай не отзывай, а проверять этот вариант инквизитору все равно придется.
— Кстати, Ксения Егоровна!
И если внутри меня жили чахлые зачатки угрызений совести, то от этого вкрадчивого тона они тут же издохли.
— Ксения Егоровна, а откуда у вас эти ориентировки?
Мне захотелось немедленно снова закинуть ноги на стол.
— У старого друга попросила, — вдарила я по его вкрадчивому тону своим гнусным. — Кстати, многоуважаемый Максим, имейте в виду, вас теперь один майор считает частным детективом и заранее недолюбливает!
— Спасибо за помощь, Ксения Егоровна.
И я бы живо встопырила иголки, но вот черт: кажется, инквизитор был зверски серьезен.
Ксюша, ты допилась.
Ксюша, это был некачественный коньяк!
Я даже села ровнее и недоверчиво уточнила:
— Подождите-подождите-подождите! А эпизод с моральной поркой бабы-дуры, сразу не проникшейся важностью задачи, мы что, пропускаем?
То есть скандала не будет, да? Примерно так, наверное, чувствует себя ребенок, который нацелился на баталию с корабликами в ручье, а какая-то сволочь пришла и затопила их все грязными сапогами.
— Ксения Егоровна, уверяю вас, порка — это не моя тема.
Мамадарагая, он улыбался! Клянусь, я видела: у него углы губ подрагивали!
— Если уж вы меня доведете, я вас просто в окно выброшу, — с легкой мечтательностью в голосе объявил этот хам и подлец.
— Первый этаж, — я указала на окно, намекая, сколь нелепы и жалки его угрозы.
— Так потому и не, — с улыбкой обаятельной сволочи выдал инквизитор, а ведь казался приличным человеком!
И как ни в чем не бывало поинтересовался:
— Вас отвезти домой?
— Подите вон! — я с королевским достоинством указала хаму на дверь.
Не терплю конкурентов.
И кстати!
— Раз уж вы признали, что мое содействие было вам полезно, то в качестве ответного жеста, будьте любезны, выясните подноготную гражданского мужа моей сотрудницы Елены Тёминой. Вы ее видели.
Инквизитор, уже нацелившийся на выход, от столь феерической наглости аж остановился и снова развернулся к лесу передом, а я поспешила развить успешный наскок, самым стервозным своим тоном завершив:
— Нет, вы, конечно, можете ничего не делать! Но тогда не удивляйтесь, если вдруг он на своем ведре с болтами на скорости впилится в отбойник. Возможно, я там буду ни при чем. Но вам-то все равно придется это расследовать!
— Ксения Егоровна, — многоуважаемый вагоноуважатый всем своим видом давал мне понять, как я не права, но мне многие давали понять, что я не права, а потом давали то, что я хочу.
Чей-то там брат Максим понял, что увещеваниями меня не проймешь, и сменил тон:
— Что он вам такого сделал, что вы на него так взъелись?
— Просто конкуренции не люблю, — улыбнулась я наиобаятельнейше. — Если это мой продавец — значит, мой, и нечего пристраиваться к его мозгам со своей чайной ложечкой!
Инквизитор сунул руки в карманы. Пару раз качнулся с пятки на носок..
— Ксения Егоровна, — мягко выдал он, — Угрожать жизни и здоровью человека в присутствии дознавателя инквизиции — не слишком светлая идея. Вы не боитесь, что инквизиция воспользуется этим? Пожалуй, прекрасная мысль! Думаю, вам удастся откупиться от этих законных, обоснованных обвинений индульгенцией, которой ваше семейство так любит трясти перед носом у Ордена…
Я в ответ тепло рассмеялась, вставая.
— Это вам, многоуважаемый Максим, следует бояться, — с оскорбительной снисходительностью заявила я, чувствуя, как сама собой выпрямляется спина и вздергивается подбородок, — того, что я отбуду отмеренное мне наказание и освобожусь, — мой голос уплыл вниз, в холодную ярость. — И когда освобожусь — воспользуюсь разрешением, дарованным мне вашей продажной, насквозь лицемерной организацией! Знаете, Орден стремится присутствовать при реализации столь… неоднозначных индульгенций. Так что, пожалуй, я пойду ему навстречу и любезно позову вас присутствовать, когда буду заживо снимать кожу с обреченного, и вы сможете стоять рядом, смотреть и знать, что это вы дали мне такое право!
Возможно, я слегка перегибала с нагнетанием обстановки, но гордыня несла меня на своих крыльях, лишила страха, обвила, укутала, нашептывая на ухо, что я сильна, что я в пыль разотру всех, кто встанет на моем пути, и Орден пожалеет, что пытался мне угрожать!..
Ну, или это коньяк.
Я не очень их различаю.