Осторожно! Злой препод!

Тут-то я и прозрела, обнаружив, что оказалась абсолютно не в том городе, какой себе представляю. Вижу то, что было раньше, закрывая глаза на перемены.

Внимательно оглядевшись по сторонам, я обнаружила главную улицу немного вульгарного стандартно европейского мегаполиса, а не любимый мною до боли изысканный, безукоризненного вкуса Санкт-Петербург. И, не скрою, пожалела, что нельзя законсервировать былой замок красоты, задрав мосты навечно, чтобы не пустить туда всепроникающую прозу наших суровых дней.

Новая Голландия, где ты, счастье моей юности, неповторимый архитектурный ансамбль на воде, старинный и все же живой и теплый, похожего на который нет, не было и не будет? Сейчас ты в руинах — не от времени, а от наших стараний заколдовать тебя, словно в страшной сказке. Конкурс уже в разгаре — скоро бывший шедевр «превратится в общественно-деловой многофункциональный комплекс, проект которого наполнен всевозможными динамичными программами, серьезной культурной составляющей, включающей гостиничный, ритейл, культурный, развлекательный секторы». По сравнению с этим преображение царевны в лягушку — акт милосердия. Да после одного слова ритейл мне хочется возопить: да лучше я собственными руками взорву тебя, о Новая Голландия, чем допущу над тобою надругательство!

Балет пока держится, хоть и не без потерь. Когда моя любимая Виктория Терешкина выходит в «Раймонде» — сложнейшем спектакле, настолько классически строгом, что в другом исполнении он порою кажется скучноватым, — я замираю от восторга, потому что наблюдаю красоту в самом чистом, незамутненном ее проявлении. Героиня — искренняя, темпераментная девушка, однако за ней стоит такая огранка безупречного воспитания, что ее хочется оценивать словно произведение искусства. И приходишь к мысли, что незамысловатая история юной графини, которая предпочла сдержанного рыцаря страстному сарацину, прежде всего о торжестве классического танца. О том, что его каноны не скрывают индивидуальность, а помогают ей раскрыться — как тщательная, продуманная обработка превращает блеклый алмаз в сверкающий бриллиант. О том, что в рамках канона можно быть разной — но не теряя достоинства и благородства. О том, что мы должны владеть своими чувствами, а не они нами. О противопоставлении аристократизма и вульгарности, долга и ничем не сдерживаемых желаний, космоса и хаоса. А еще — о нашем городе, которого давно уже нет, но в мечтах я все еще его вижу, том великом городе, которому Глиэр спел когда-то гимн. О Неве, коей должно быть закованной в гранит. О прямых, как стрела, проспектах. Об улице Зодчего Росси, по которой можно изучать золотое сечение. И о школе имени Вагановой, стоящей на этой улице. Я горда тем, что в наш век халтуры кто-то может так танцевать «Раймонду»!

Простите за пафос. Обещаю — это в первый и в последний раз. Знаете, как оно бывает… просятся в пылу летучих мыслей пальцы к перу, перо к бумаге, и бедняге поэту вовремя не остановиться… ну, то есть прогресс все-таки пробрался в мой дом, так что пальцы сперва нажимают кнопку включения компьютера, а затем стучат по клавиатуре, но вы ведь меня поняли, правда?

Несчастный читатель, по доброте душевной кивнув, пробегает глазами название главы. Пафос пафосом, но обещан мужчина… где он, наконец? Или… успокойтесь, не надо подозрений. Мужчина уже соскакивает с кончика пера… в смысле, бодро выпархивает на монитор прямо из клавиатуры, и вы еще неоднократно пожалеете, что вызвали в моем воображении его светлый образ, ибо загнать героя обратно в таинственные недра памяти я сумею не скоро.

В студенческие годы я не была балетоманом. Как и положено культурной барышне, театр посещала регулярно, однако больше драму, к балету относясь не без скептицизма. А потом черт занес меня на спектакль с Фарухом Рузиматовым — и кончилась моя беззаботная жизнь.

Нет, до подкарауливания у артистического или, тем более, домашнего подъезда дело не доходило. Мостам положено быть поднятыми, а то мало ли — вдруг в замке красоты немытые окна или еще какие незаметные с другого берега изъяны? Что я, дурочка — портить себе удовольствие? Однако с того первого спектакля каждое пропущенное мною выступление Рузиматова осталось незаживающей раной в сердце. А кто вам обещал, что я нормальная?

Хотя ничего особенного танцовщик вроде бы не делал — оттолкнулся носочком да взлетел. Было видно, что ему это очень легко. Я, похоже, решила, что и сама сумею справиться не хуже, поскольку тут же с риском для жизни свесилась вниз (я сидела на третьем ярусе — высота пятиэтажного дома). Подруга Маша в последний момент удержала меня за юбку.