Острие копья

Я кивнул и вернулся к своим вопросам. Теперь мне предстояло расспросить о гольфе. Питер Оливер Барстоу, по словам дочери, не был заядлым игроком в гольф и в университетском городке играл не так часто, не более одного раза в неделю. Здесь во время летних каникул он, бывало, играл и два раза в неделю и для этого ездил в загородный клуб «Зеленые луга», членом которого состоял. Там у него был свой шкафчик для клюшек и прочего инвентаря. Несмотря на то что он играл не часто, он считался сильным игроком, нередко посылавшим в лунку девяносто пять мячей из ста. Обычно он играл с друзьями, людьми его возраста, но иногда играл с ней и братом. Его жена никогда не стремилась научиться играть в гольф. В роковое воскресенье ее отцу и брату партию составили мистер Е. Д. Кимболл и его сын Мануэль. В таком составе, она уверена, отец играл впервые. Возможно, это чистая случайность, ее брат не говорил ей, что состав игроков был определен заранее. Однако Сара знает, что ее брат иногда играл с Мануэлем Кимболлом. Она не думает, что игроки заранее договорились, потому что это было первое появление ее отца в клубе в этом сезоне. Семья Барстоу на этот раз приехала в Вестчестер на три недели раньше, чем обычно, из-за плохого состояния здоровья миссис Барстоу. Отец собирался вернуться в университет в тот же вечер.

Сказав это, Сара внезапно умолкла. Оторвавшись от блокнота, я взглянул на нее. Ее невидящий взгляд был устремлен вдаль, пальцы судорожно переплетены.

— Теперь он никогда не вернется в свой университет. Он столько хотел сделать… и сделал бы, — промолвила она как бы про себя.

Чтобы вывести ее из этого состояния, я спросил:

— Ваш отец весь год держал клюшки в клубе?

Она повернулась.

— Нет. Почему вы об этом спрашиваете? Разумеется, нет. Ведь иногда он играл в гольф и в университете.

— Все свои клюшки он держал в одной сумке?

— Да, — резко сказала она.

— Следовательно, он захватил их с собой в то воскресенье, когда вы переезжали? Вы приехали в полдень на его машине, а вещи прибыли потом в фургоне, не так ли? Где была сумка с клюшками, в грузовом фургоне, или ваш отец взял ее с собой в машину?

Мне сразу стало ясно, что мой вопрос ее испугал. Мышцы шеи напряглись, руки она тесно прижала к телу и вся словно застыла. Я сделал вид, что не замечаю произошедшей в ней перемены. Я сидел, подняв карандаш, в ожидании, когда я смогу записать ее ответ.

— Я не знаю, — наконец сказала она. — Я просто не помню.

— Возможно, клюшки были в грузовом фургоне, — заметил я. — Поскольку он не был фанатом гольфа, ему незачем было везти их с собой в машине. А где они сейчас?

Я боялся, что этот вопрос еще больше ее насторожит, но этого не произошло. Она была уже спокойна и, кажется, полна решимости.

— Я этого не знаю. Я думала, вам известно, что сумку так и не нашли.

— Ага, — воскликнул я. — Значит, сумка с клюшками пропала?

— Да. Полиция искала ее везде — в доме, в клубе, даже на поле для гольфа, но они так и не нашли ее.

Да, подумал я, и вы чертовски рады этому, милая барышня!

— Вы хотите сказать, что никто так и не вспомнил, куда подевалась сумка с клюшками?

— Да. Вернее, нет, — она запнулась. — Мальчик, что носил ее за отцом во время игры, утверждал, что положил ее в машину на переднее сиденье, когда Ларри и доктор Брэдфорд отвозили отца домой. Но брат и доктор Брэдфорд не помнят, чтобы видели ее.

— Странно. Однако я здесь не для того, чтобы собирать мнения и предположения. Мне нужны факты, мисс Барстоу. Простите, но не кажется ли вам все это странным?

— Нет, нисколько. В том состоянии, в котором все тогда были, можно и не заметить какой-то сумки.

— Но когда все вернулись в дом, кто-то же должен был вынуть сумку из машины… кто-то из прислуги, например, или же шофер?

— Никто этого не помнит.

— Могу я поговорить с ними?

— Конечно. — Она явно испытывала ко мне брезгливую неприязнь. Не знаю, что она там задумала, но я был серьезно намерен помешать этому.

Итак, похоже было, что орешек раскололся, но оказался пустым. Я с новой силой стал атаковать ее вопросами.

— Какими клюшками играл ваш отец, стальными или деревянными?

— Деревянными. Он не любил стальные.

— Головка простая или подбитая латунью?

— Кажется, простая. Но я не уверена, что точно помню. У Ларри и у меня — клюшки подбиты латунью.

— Однако же вы хорошо помните, какая клюшка у вашего брата.

— Да. — Она прямо посмотрела мне в глаза. — Надеюсь, это не допрос, мистер Гудвин?

— Прошу прощения, — улыбнулся я. — Пожалуйста.

Я был немного расстроен, возможно, даже раздосадован. Больше всего здесь, в Вестчестере, мне хотелось бы взглянуть сейчас на эту сумку, и особенно на большую клюшку.

— Очень сожалею, — пробормотала она.