Острие скальпеля. Истории, раскрывающие сердце и разум кардиохирурга

Затем засорилась раковина, где мы мыли руки. Светильник у нас над головой жил собственной жизнью, поэтому я постоянно нарушал стерильность рук, поправляя его. Потом нас затопило из туалетов этажом выше. В конце концов я решил приглашать многострадального менеджера больницы мистера Стэплтона каждый раз, когда что-то шло не так. Я топал ногой и говорил сестре Линде: «Пошлите за мистером Стэплтоном». Обычно он, одетый в костюм, вставал в дверях пятой операционной и спрашивал: «Что на этот раз, Уэстаби?» Не отводя взгляда от сердца, я возмущался по поводу того или сего, пока анестезист Тони Фишер прятался за монитором и тихонько хихикал. Но мы все же никого не потеряли. Несмотря ни на что, мои первые сто пациентов в Оксфорде выжили.

Теперь мне предстояло кое с чем разобраться. У нас не было кровесберегающего аппарата, необходимого для повторной операции на свидетельнице Иеговы, поэтому я отчаянно пытался связаться с представителем компании и убедить его одолжить нам аппарат. Мы могли получить его никак не раньше следующего утра. У нас было двадцать четыре часа, чтобы «замариновать» Меган в высоких дозах антибиотиков, но я также настоял, чтобы она находилась под пристальным наблюдением в отделении интенсивной терапии. У меня был мотив: это гарантировало нам койку сразу после операции, ведь ждать дольше мы не могли. Я также назначил ей гормон эритропоэтин (EPO, который используют профессиональные велосипедисты)[33], стимулирующий образование эритроцитов в костном мозге. В сочетании с высокими дозами железа, витамина В₁₂ и фолиевой кислоты гормон должен был держать в норме уровень гемоглобина в крови пациентки первые дни и недели после операции, когда у нее, по моим предположениям, могла начаться серьезная анемия. На следующий день я дал ей апротинин, который, как я случайно выяснил, повышает свертываемость крови у пациентов, подключенных к аппарату искусственного кровообращения. Это было еще одно значительное открытие в хирургическом мире.

Я считал роды естественным процессом и, в отличие от нормальных людей, не воспринимал их как некий катастрофический феномен. Будучи студентом-медиком, я принял на свет 24 младенца.

В середине первого за день аортокоронарного шунтирования анестезист Тони склонился над драпировкой и что-то мне прошептал. Я был сосредоточен на пришивании вены к крошечной, но очень важной коронарной артерии, поэтому не расслышал его и попросил повторить. На этот раз его слова раздались на всю операционную.

– Нам только что позвонили и сказали, что у вашей жены начались схватки и ее некому отвезти в больницу.

– Она что, сама не может доехать?

Мой ответ прозвучал по меньшей мере равнодушно. Медсестры заохали в унисон. Мое предложение было абсурдным.

Я попробовал второй вариант:

– Скажите ей вызвать такси.

Что еще я мог сказать? Я оперировал чье-то сердце, и впереди меня ждала еще одна очень сложная операция.

Сара позвонила акушерке, которая приехала к нам домой, засунула внутрь моей жены кулак и сказала: «Шейка еще не раскрылась. Лучше пока остаться здесь. В больнице вас точно отправят домой».

Вам может показаться, что я проявлял черствость и равнодушие, продолжая работать весь день, но меня некому было заменить. Кроме того, я считал роды естественным процессом и, в отличие от нормальных людей, не воспринимал их как некий катастрофический феномен. Будучи студентом-медиком, я принял на свет две дюжины младенцев в нисденском родильном доме (Neasden Birning Center) на севере Лондона. Как ни странно, сшивать разорванные промежности мне было гораздо интереснее, чем ловить скользких новорожденных, прежде чем они шлепнутся на пол. Тем не менее я всегда глубоко сочувствовал матерям. Я бы не хотел выдавливать из задницы дыню, не говоря уже о целом младенце. Даже если бы я суетился вокруг Сары в течение следующих нескольких часов, ей не стало бы легче, поэтому мне лучше было заняться оперированием сердец.

По крайней мере, я себя в этом убеждал. Но это не вся история, и я думаю, что Сара знала правду: я не был рядом с моей первой женой Джейн, когда родилась Джемма. Моя дорогая мама помогала ей, но я находился далеко, и это меня сильно беспокоило. Так что для меня это было непросто, хотя Сара всегда была настолько святой, что морально подготовилась пройти все в одиночку. Она постепенно боролась с моими неврозами без споров и ругани – с ее стороны была только непоколебимая поддержка. Сара понимала, что впереди меня ждет много профессиональных трудностей, но она хотела, чтобы я добился успеха в Оксфорде, несмотря ни на что. Люди считали, что я, должно быть, хороший парень, раз такая особенная женщина согласилась выйти за меня замуж.

Несмотря ни на что, мои первые сто пациентов в Оксфорде выжили.