Острие скальпеля. Истории, раскрывающие сердце и разум кардиохирурга

В анестезиологическом кабинете никого не оказалось, но я заметил пустые ампулы, капельницы и катетеры, которые имели отношение к моей жене. Я прошел мимо ее тапочек на каталке и заглянул в дверь операционной. Там работала та же бригада, с которой мы проводили замену клапана одновременно с кесаревым сечением. Я увидел дружелюбного неонатолога-регбиста Питера Хоупа, чьи огромные руки регулярно совершали чудеса для крошечных недоношенных младенцев. По пустому блюду для тампонов и звону инструментов я понял, что они еще не начали. Когда анестезиолог потянулся, чтобы повесить пакет с декстрозой[35] на стойку для капельницы, я заметил, что черная кудрявая головка Сары повернулась в его сторону. Они спокойно беседовали, пока верхний свет направляли на живот, из которого скоро должен был появиться мой сын. Прежде чем зайти, я засунул телефон в тапочку Сары. Отвечать на звонки во время этой операции было бы немыслимо.

Эритроциты необходимы для транспортировки кислорода к тканям, но снижение температуры организма до 32 °C сокращает потребность в кислороде почти наполовину.

На этот раз меня хотя бы тепло встретили. Когда дверь скрипнула, все коллективно воскликнули: «Он наконец пришел!» Это был, несомненно, чуть ли не единичный случай, когда я вошел в операционную без своей обычной самоуверенности. Там самоуверенность должна была исходить от акушера-гинеколога, но что меня поразило, так это спокойствие, исходившее от самой Сары. Боли больше ее не беспокоили, и она не чувствовала ничего ниже груди. Ее обнаженное тело натирали раствором йода от сосков до колен.

Моя жена настояла на том, чтобы быть в сознании, когда ребенок появится на свет посредством кесарева сечения. Это был, несомненно, чуть ли не единичный случай, когда я вошел в операционную без своей обычной самоуверенности.

Я наблюдал за тем, как губка покружилась вокруг ее груди, прошла по гладким контурам выступающего живота и скрылась в глубоких складках паха. Вскоре ее грудь, бока и лобок прикрыли светло-голубой тканью, поверх которой положили липкую пластиковую пленку, которой предстояло держать драпировки на месте. Хирург дал ей понять, что приготовления завершены, тихонько сказав: «Теперь, когда Стив пришел, мы можем начать». Неужели этот комментарий завуалированно намекал, что они ждали слишком долго? Или это просто моя паранойя разыгралась? В этот момент я сжал руку Сары, поцеловал ее в лоб и сосредоточился на единственной операции, во время которой проснулись мои эмоции. Я наконец проникся эмпатией.

Взносы за страхование ответственности в акушерстве всегда выше, чем в других специальностях, и я понимаю, почему. Акушеры-гинекологи действуют прямо: их скальпель уверенно рассекает кожу, жир и мышцы живота в основании увеличенной матки, и при этом они почти не задумываются о кровотечении. На поздних сроках беременности объем крови увеличивается, поэтому, в отличие от моей операции на свидетельнице Иеговы, небольшое кровотечение не играет существенной роли.

Скальпель продолжал рассекать ткани в миллиметрах от глаз и мозга моего сына. После того как хирург сделал искусно вымеренный разрез в стенке матки, он поместил в него указательный и средний палец, чтобы расширить отверстие. Пальцы безопаснее для ребенка, чем щипцы из холодной стали. С момента разреза понадобилось менее двух минут, чтобы огромная голова Марка показалась снаружи. Хотя он выглядел очень рассерженным из-за такого обращения, ему хотя бы не пришлось протискиваться сквозь узкий таз, будучи подгоняемым сильнейшими схватками. Когда показался его торс, склизкая пуповина соскользнула с шеи и повисла.

Роды моей жены оказались единственной операцией, во время которой я испытывал эмоции.