– Я сейчас уезжаю в Палм-Спрингс, – торопливо заговорила Сейди. – В понедельник тебе позвоню. – Ей не терпелось повесить трубку.
– Вот жалость, – огорченно заныла Джина. – Я думала, ты сможешь заехать. Надо кое-что обсудить.
– Не хочешь же ты, чтобы я отказалась от двух дней тишины и покоя?
– А что такого? В Спринте ты можешь съездить в любое время.
Как всегда, думает только о себе.
– К сожалению, мне надо ехать. Как я уже сказала, поговорим в понедельник. – И, чтобы Джина не стала дальше канючить, положила трубку.
Итак, Росс и Джина рассорились – и очень даже вовремя.
Она с минуту подумала, потом обзвонила гостиницы «Беверли-Хиллз», «Беверли-Уилшир»и «Бель-Эйр». Ни в одной из них Росс зарегистрирован не был. Может, поехал домой? Назад в объятия ждущей его супруги? Сейди не сомневалась, что Элейн ждет.
Звезды Голливуда могут хоть на голове ходить, а дома их всегда примут как нельзя лучше. Голливудские жены – особая порода.
Хорошенькие, как куколки, безупречно выхолены – и с пропуском на что и куда угодно. Знаменитый муж и есть пропуск.
Долго не раздумывая, Сейди набрала его домашний номер.
Телефонный звонок нарушил их воссоединение. И какое!
Элейн распласталась, разбросав ноги и руки в стороны, на толстом пушистом ковре, а Росс, устроившись сверху, накачивал ее, словно моряк, изголодавшийся на берегу.
Он застал ее врасплох, в дом вступил как герой-победитель, вернувшийся с поля брани.
– Ну и видок у тебя, – заметил он. – А в доме вообще свинарник. – И покатился со смеху. – Да что тут творится?
Вот стыд – так влипнуть! Хоть бы предупредил, что возвращается! Денек бы провела в салоне «Элизабет Арден», вызвала бы чистильщиков – привести дом в порядок, купила бы свежие цветы.
«А, угомонись ты! Какая есть, такой пусть и принимает. Сам, что ли, поражает великолепием? А потом воняет от него, как от заезженной кобылы».
Они с опаской кружили друг против друга, потом Росс выдал:
– Вот что я тебе скажу… Вид у тебя черт знает какой сексуальный. – И, удивив обоих, на нее набросился. В молчании, на полу гостиной, отметили они свое воссоединение.
Тогда-то и зазвонил телефон, и рука Элейн машинально потянулась к трубке, а Росс прорычал:
– Брось ты.
Поздно. Кто бы там ни звонил, он был уже с ними, в комнате.
Зазвучал бесплотный голос:
– Алло, алло…
– Да? – нетерпеливо сказала Элейн.
– Росса Конти, пожалуйста.
– Кто звонит?
– Сейди Ласаль.
– Сейди! Как поживешь? Это Элейн.
Эрекции у Росса как не бывало – словно колесо спустило. Он схватил телефон, быстро поговорил, повесил трубку и с довольной улыбочкой обернулся к Элейн.
– Кажется, мы снова работаем, – сказал он. – Миз Ласаль угодно со мной встретиться.
– Когда?
– Сейчас.
– Одевайся же.
Опять он на нее навалился.
– Сначала доведу до конца, что мы затеяли.
– Росс!
– Подождет!
Глава 70
Сколько он будет здесь торчать? Если потребуется – целый день. В Лос-Анджелес не вернется, не уладив все дела. Изгнание духов, как это называют. Тоже мне дух. Родная мать. Он уже полчаса курил одну сигарету за другой, и наконец темно-бордовый пикап появился снова.
Нечего сидеть и ждать у моря погоды. Он погасил сигарету и торопливо вылез из машины.
Когда он подошел, автомобиль был запаркован, багажник у него открыт и малыш выгружал коричневые пакеты – покупки из супермаркета.
– Мне нужна хозяйка дома, – сказал Бадди.
– Зачем это? – спросил мальчишка, осторожный не по летам.
– А это уж тебя не касается.
– Мамочка! – завопил он. – Тут дядька мне грубит.
Бадди застыл и молча глядел на ребенка, а мать пулей выскочила из дома. Это его брат?
Она кинула взгляд на одного, потом на другого, сперва не узнавая Бадди. Но, взглянув внимательнее, поняла и тихонько ахнула.
– Бадди! – прошептала она. – Господи! – Ни шагу не сделала в его сторону. Только уставилась на него, как на привидение.
– Кто такой Бадди? – пристал мальчишка.
– Ступай домой, Брайан, – приказала она.
– Не хочу домой, – захныкал он.
– Ступай! – Ее кожа по-прежнему была гладкой. Волосы отливали бронзой. Чуть пополнела, но в остальном не изменилась.
Брайан нехотя поплелся в дом.
Бадди раскрыл объятия – жест доброй воли, но она не отозвалась.
– Эй! – сказал он. – Пришло, по-моему, время мириться.
В Лос-Анджелесе был жаркий ясный день. К половине одиннадцатого уже пекло, как в духовке, и в сторону побережья, как обычно, ринулась бездна машин.
Дека жара донимала. Он обрезал рукава у черной рабочей блузы, которую носил, и отхватил по колени джинсы. С остриженной наголо головой, черными плотно облегающими очками от солнца, в сапогах и в обкромсанной одежде выглядел он чудно.
Но в Калифорнии все сходит, и, когда он бродил по Голливудскому бульвару, разговаривая сам с собой, никому до него не было дела.
В голове у него кишели змеи. Они его всего облепили. Были на шее, руках, ногах, туловище, даже во рту. Он сплюнул на тротуар и смотрел, как уползают гады.
На обшарпанной двери – объявление: делают татуировки, и он зашел. Каких-нибудь полчаса – и МАТЬ навсегда вошла в его жизнь.
Он был готов.
Вернулся к своему дряхлому коричневому фургону, что стоял в переулке, и в путь – вершить то, что нужно.