Остров

 светом. Яснее  проявилось только то, что должно было считаться лицом,  и Речел поняла, что это не  Рон. Это вообще был не человек. В кресле сидело существо, практически разложившуюся плоть, которого прикрывала роскошная  черная хламида. Кости рук затянутые в шелковые перчатки сжимали львиные головы подлокотников кресла, а глаза, живые, светящиеся глаза,  посаженные в глазницы лишенного плоти черепа, только делали существо еще страшнее.

      - Заткните им глотки. – Казалось негромкий хрипящий голос, громом прокатился по залу и эхом отозвался в глубине подземелья. Говорили по-гречески и Речел с трудом, но все же понимала происходящее.

 Только сейчас Речел поняла, что все это время в тени за спинками их кресел прятались  уже знакомые ей козлоногие слуги хозяев подземелья. Крик отчаяния замер в глотке, а потом стал и просто не возможен. Воткнутый в рот кляп закрепили завязанным на затылке сыромятным ремешком. Недолго подавать голос смогли и остальные пленники.

      - Покуда прочь! Позову, – опять прохрипело чудовище слугам. - Итак. Почему только эти?

      Вопрос обращенный, казалось, в пустоту позволил познакомиться еще с одним участником разворачивающегося действа.

      Круг возвышения резко повернулся на треть и новый персонаж происходящего, в зеленовато-голубой, фосфорицирующей хламиде ответил.

      - На остальных нет нашей власти. Доступны только эти.

 Хотя голос говорившего был не знаком, но Речел узнала его. Лицо было серо – зеленым лицом покойника, тление его еще сильно не исказило, и ясно было, что это их последняя жертва - Джон Пиккеринг.

      Речел вдруг окончательно поняла, что ее ночные ведения не были бредом больного воображения. Страшными сновидениями. Их всех, в конце концов, приволокли в этот зал, и этот зал будет залом судилища над ними. Догадку подтвердил новый поворот помоста. В багровой хламиде, с жезлом верховной власти в руке заговорил Быкоголовый: 

      - Что числится за ними?

      Круг опять повернулся, и черный ответил:

      - Достаточно. Десятки обращенных и куда больше тех, кто  вкусил   от   плодов  и  не  сможет  от  них  теперь отказаться. Есть и те, кто как у них говорят   «лишился разума». Есть и те, кто порвал с тем миром. Многие уже среди нас.

      Дольше всех служили и больше всех сделали этот жрец и его подруга. Они верно служили Великой Богине. Дочери этой женщины и эта девка, с ними не давно, но их заслуги сопоставимы. Двое из пришедших к нам пришли по их воле. Они заслужили, смотри.

      Во тьме между подлокотниками кресел что-то засветилось голубоватым светом и, судя по мельканию теней, на смраде, который поднимался между  ними, они довольно долго смотрели то, что им показывал черный. Мерцание потухло и перед прикованными опять был Багровый.

      - Ну и что? Сами они  к нам не спешат. Муж жрицы пришел сюда не по ее воле. Жрец многих посвятил, но сам никого к нам не отправлял. Разве что эти? Девка убила своего любовника, даже оставив ему жизнь, а сестры никогда  не заботились о том, что убивают. Да, кстати, а где эта -   невеста последнего. Она-то виновна не меньше.

       Речел сначала не поняла, почему Быкоголовый сказал о Джоне в третьем лице, ведь тот сидел с ним рядом,  однако поворот кресел все прояснил. Фигура в зеленой хламиде потеряла лицо Джона, и теперь на них смотрел голый череп неизвестного. Зеленый начал оправдываться:

       - Но она же ничего не сделала и была занята только собой. Придет время, и она от нас ни куда не денется. И вообще последний пришел к нам не по и их воле.

       - Не по их?!! – голос Багрового казалось, рвал ушные перепонки. - А зачем они вкладывали каждый раз смерть им в руки?

       Если бы хоть раз им повезло, я бы давно уже взял жрецов к себе. Однако все их неофиты слишком дорожили своей жалкой жизнью. Глупцы. Ладно, хватит об этом. Заслуживают внимание только эти трое. Жрецов вернуть в мир.

      Звероголовые кинулись к креслам Георга и Бет, и уволокли их куда-то во тьму. Перед судом остались одни девушки.

      Только теперь Речел поняла, что им грозит. А Черный опять начал:

      - Они столько раз пропускали соблазненных ими через мясорубку страданий, боли и унижения, что не грех и самим узнать, что чувствуешь, когда твою плоть превращают в собачий корм… Или медленный, очень медленный огонь. Решетка! Нет сковорода с маслом или вертел…

      А может быть, сдерем кожу? Такую кожу жалко портить. Мастера сделают из нее прекрасные чучела. И переходить к нам они будут долго…

      Но Зеленый прервал Черного:

      - Эти молоды и красивы. Великая мать может захотеть их в свою свиту. Испорченных лиц и тела нам не простят. Даже умелая петля оставит вечный след на их коже. Казнь должна оставить их красивыми!

      Теперь уже багровый повысил голос:

      - Хватит! Они умрут. Умрут в муках, но тело и лица им не испортят.

 Палачи за дело!

      Грубые лапы намеренно причиняли им боль, освобождая девушек  от замков пристегнувших их к креслам. Сорвали с них одежду и, связав руки спереди какими-то  мягкими ремнями, поволокли к виселице.