Остров

В итоге они пришли к полному согласию. Пападимитриу должен был публично заявить о новой свободе, а те, кому еще нужно продолжить лечение, будут осторожно переправлены в госпиталь Святой Варвары в Афинах. Теперь оставалось лишь организовать все как следует. На это понадобится еще несколько недель, но дату установили заранее. Двадцать пятое августа, день святого Тита, святого покровителя всего Крита. И единственным среди всех, кто сожалел о том, что дни Спиналонги как колонии прокаженных сочтены, оказался Киритсис. Он ведь мог никогда больше не увидеть Марию.

Глава 22

1957 год

Точно так же, как в самый обычный год, жители Плаки готовились к празднику в честь дня их святого. Но в этом году все должно было стать иначе. В этом году им предстояло разделить праздник с обитателями Спиналонги, их ближайшими соседями, которые в течение многих лет существовали только в воображении деревенских. Для некоторых это означало, что они будут приветствовать возвращение домой почти забытых друзей, для других это означало столкновение с самыми глубокими предрассудками, попытку справиться с ними. Им ведь предстояло сесть за один стол и разделить пищу с их до сих пор невидимыми соседями.

Гиоргис был одним из тех немногих, кто знал реальную жизнь колонии. Многие на Крите год за годом наслаждались финансовыми выгодами, имея отличный рынок сбыта за проливом, потому что снабжали колонию большей частью всего необходимого, для них перспектива закрытия колонии означала потерю бизнеса. Нашлись и такие, кто испытывал определенное облегчение при вести о кончине Спиналонги. Огромное количество тяжелобольных мужчин и женщин совсем недалеко, за узким проливом, – вот что их всегда тревожило, и, несмотря на знание того, что болезнь эта совсем не так заразна, как многие другие, они все равно боялись подхватить бациллу. Эти люди даже не задумывались о том, что теперь лепра стала излечимой.

Но были и такие, кто с радостью ожидал своих гостей в этот исторический вечер. Мать Фотини, Савина Ангелопулос, до сих пор не могла забыть свою милую подругу Элени, по которой горевала много лет, для нее увидеть Марию снова на свободе было огромным счастьем. Это означало, что теперь в семье Петракис осталась одна трагедия вместо двух. Фотини радовалась, как никто другой, если не считать Гиоргиса. Она ведь должна была воссоединиться со своей лучшей подругой. Им не нужно было больше сидеть в полутьме дома Марии на Спиналонге. Они могли спокойно устроиться на светлой террасе таверны и обсудить дневные события, наблюдая за тем, как садится солнце и всходит луна.

В палящей жаре этого августовского дня в кухне таверны Стефанос готовил огромные блюда рагу из козлятины, жарил меч-рыбу, варил плов и пек медовое печенье с изюмом. Это будет пир на весь мир, и вкусной еды должно быть очень много.

Вангелис Лидаки очень любил подобные события. Он наслаждался эмоциональным жаром, наполнявшим такие дни, выбивавшиеся из обыденности, и еще он отлично понимал, что это означает для Гиоргиса, одного из его постоянных, пусть и неразговорчивых посетителей. Вангелису даже пришло в голову, что некоторые из обитателей Спиналонги могут стать новыми жителями Плаки, увеличив население деревни и его собственные доходы. Успех для Лидаки оценивался количеством пустых бутылок из-под пива и ракии, которые он собирал в конце каждого дня в старые ящики, теперь он надеялся, что таких бутылок заметно прибавится.

Сами бывшие прокаженные испытывали такие же смешанные чувства, как и люди, готовые принять островитян. Некоторые из обитателей колонии даже самим себе не осмеливались признаться в том, что отъезд наполняет их таким же страхом, как и прибытие на остров. Спиналонга давала им и во сне не снившуюся прежде защиту, и многие боялись ее потерять.

Некоторые из островитян, несмотря на то что на них болезнь не оставила видимых следов, все равно были полны опасений, думая, что никогда уже не смогут жить нормальной жизнью.

Что же касалось молодых… Димитрий был не единственным из них, кто вообще не знал ничего, кроме Спиналонги. Она была всем его миром, а все внешнее оставалось для него не более реальным, чем картинка в какой-нибудь книге. Даже деревня, которую они видели каждый день по другую сторону пролива, казалась не более чем миражом.

Марии не приходилось прилагать усилий, чтобы вспомнить жизнь на Крите, хотя иногда ей казалось, что прошлое, на которое она оглядывалась, принадлежало не ей, а кому-то другому. Что может ждать женщину, лучшую часть жизни проведшую в качестве прокаженной, превратиться теперь в старую деву? Все, что в действительности могла видеть Мария по другую сторону непрерывно кипящих вод, представляло собой темноту и неуверенность.