Остров

Спирус Казакис получил всего несколько голосов, а Макридакис, к немалому облегчению и удивлению Пападимитриу, – меньше сотни. А бóльшая часть островитян проголосовала за афинянина. Люди здесь голосовали не только сердцем, но и мудростью. Намерения Макридакиса были прекрасными, но уже имевшиеся достижения перевесили, и Пападимитриу понял, что именно благодаря им люди его приняли. И это был поворотный момент в жизни и истории острова.

Вечером в день выборов Пападимитриу обратился к толпе, собравшейся на маленькой площади перед домом собраний. Подсчет голосов уже завершился, все дважды проверили и перепроверили, и результаты были оглашены публично.

– Друзья мои, жители Спиналонги! – сказал он. – Мои пожелания этому острову – это и ваши пожелания. Мы уже превратили Спиналонгу в более цивилизованное место, и в определенном смысле здесь теперь жить лучше, чем в тех городках и деревнях, что нам помогают. – Он махнул рукой в сторону Плаки. – У нас есть электричество, а в Плаке его нет. У нас есть постоянное медицинское обслуживание и самые прекрасные учителя. На материке многие люди живут более чем скромно, они голодают, а мы – нет. Вы ведь знаете, на прошлой неделе несколько человек добрались до нас на лодке из Элунды. До них дошли слухи о нашем новом благосостоянии, и они приплыли, чтобы попросить у нас еды. Разве это не полная перемена? – Толпа согласно загудела. – Мы больше не отверженные, которые ходят с чашей для подаяний и кричат: «Нечистый идет! Нечистый!» – продолжил Пападимитриу. – Теперь другие обращаются к нам за помощью.

Он немного помолчал, ровно столько, чтобы в толпе кто-то успел выкрикнуть:

– Трижды «ура» Пападимитриу!

Когда приветственные крики стихли, он добавил к своей речи последний штрих:

– Есть нечто, что связывает нас. Все мы больны лепрой. И когда между нами возникают разногласия, не забывайте: нам не уйти друг от друга. И пока мы живы, давайте жить как можно лучше – пусть это будет нашей общей целью! – Пападимитриу вскинул руку, направив в небо указательный палец, знак радости и победы. – Да здравствует Спиналонга! – крикнул он.

Толпа из двухсот жителей повторила его жест, и множество голосов прозвучало так громко, что их можно было услышать в Плаке:

– Да здравствует Спиналонга!

Теодорос Макридакис, которого никто не замечал, ускользнул в тень. Он так долго мечтал о том, что станет старостой острова, что его разочарование стало более горьким, чем незрелая оливка.

На следующий день Элпида Контомарис начала укладывать вещи. Через день или два они с Петросом должны были оставить этот дом, передав его во временное владение Пападимитриу. Элпида давно уже ожидала этого момента, но ее чувство страха и тяжести не стало меньше, так что у нее едва находились силы для того, чтобы переставлять ноги. Элпида почти бессмысленно бродила по комнатам, отяжелевшее тело отказывалось ей повиноваться, а ноги болели куда сильнее, чем прежде.

Задумчиво рассматривая драгоценное содержимое шкафа с застекленными дверцами – ряды крохотных солдатиков, фарфор, гравированное серебро, много поколений принадлежавшее ее семье, – она спрашивала себя, куда денутся все эти сокровища, когда их с Петросом не станет. Они ведь оба уже подходили к концу жизни.

Негромкий стук в дверь прервал ее мысли. Элпида решила, что, наверное, пришла Элени. Та, хоть и была очень занята школой и заботами о Димитрии, обещала прийти днем, чтобы помочь, а она всегда держала свое слово. Но когда Элпида открыла дверь, ожидая увидеть свою стройную милую подругу, в дверном проеме возникло нечто совсем другое – крупная фигура мужчины в темной одежде. Это был Пападимитриу.

– Калиспера, кирия Контомарис. Можно мне войти? – вежливо спросил он, прекрасно понимая удивление женщины.

– Да-да, конечно входи, – отступая в сторону, ответила она.

– Я только одно хочу сказать, – сообщил Никос, когда они остановились друг против друга среди наполовину уложенных ящиков книг, фарфора и фотографий. – Вам незачем отсюда переезжать. Я не собираюсь отбирать у вас этот дом. В этом нет необходимости. Петрос немалую часть жизни посвятил заботам об этом острове, и я решил, что дом будет принадлежать вам пожизненно. Можете назвать это чем-то вроде заслуженной пенсии, если хотите.

– Но в этом доме всегда жили старосты, и теперь он твой. Кроме того, Петрос и слушать об этом не захочет.

– Меня совершенно не интересует то, что было раньше, – возразил Пападимитриу. – Я хочу, чтобы вы остались здесь, а я буду жить в том доме, который отремонтировал. Пожалуйста, – настойчиво добавил он. – Для всех нас так будет лучше.

Глаза Элпиды наполнились слезами.

– Ты так добр… – тихо сказала она, протягивая руки к Никосу. – Так добр… Я вижу, что ты говоришь искренне, но не знаю, как убедить Петроса.

– А у него и выбора нет, – решительно заявил Пападимитриу. – Я ведь теперь староста. И я хочу, чтобы ты разобрала все, что уложила, и поставила на те же места, где все это стояло. А я попозже вернусь, чтобы проверить.