– Ну конечно, почему же нет? – прогудел Пападимитриу. – Думаю, это всех устроит. Я же знаю, что вы не попытаетесь сбежать с острова. Иногда действительно приходилось не позволять людям выходить на берег, на случай, если им вздумается смыться отсюда, но теперь большинство наших жителей совсем не хотят уезжать с острова.
Гиоргис ждал момента, когда ему придется проститься с Марией.
– Я знаю, они будут добры к тебе, – услышал он собственные слова утешения, обращенные к дочери. – Я знаю, они будут добры…
Кому-то из них нужно было повернуться первым, и Гиоргис дожидался, когда это движение сделает его дочь. Он всегда сожалел о своем поспешном отъезде в тот день, когда четырнадцать лет назад на остров приехала Элени. Просто его горе было так велико, что он вынужден был увести лодку еще до того, как они успели сказать друг другу «прощай». Но сейчас он должен был набраться храбрости, ради дочери.
Да, теперь Гиоргис много знал об этом островке, хотя некогда его поездки сюда были просто работой, он всего лишь один-два раза в неделю оставлял на берегу ящики и мешки с припасами и сразу отправлялся в обратный путь. Но теперь его взгляд на Спиналонгу был совсем другим, и никто другой не мог смотреть на колонию так, как он.
Никос Пападимитриу был старостой острова с 1940 года, когда Петрос Контомарис вышел наконец в отставку, и теперь он занимал этот пост уже дольше, чем его предшественник. Пападимитриу многого добился для Спиналонги, остров получал все больше прав и привилегий, так что никого не удивляло то, что Никоса переизбирали почти единогласно каждую весну. Мария припомнила тот день, когда ее отец перевозил на Спиналонгу афинян. Это был один из самых драматичных эпизодов того времени, ведь их довоенная жизнь не изобиловала событиями. А потом мать много писала дочерям о красивом темноволосом старосте и обо всем том, что он делал ради того, чтобы изменить жизнь колонии. Теперь же волосы Пападимитриу поседели, но он все еще носил те самые курчавые усы, о которых писала Элени.
Мария пошла следом за Пападимитриу в туннель. Староста шагал медленно, тяжело опираясь на трость, но вскоре на противоположном конце они увидели свет. Когда Мария вышла из тьмы туннеля в свой новый мир, он стал для нее таким же сюрпризом, как для любого из вновь прибывших. Несмотря на письма матери, полные красочных описаний, ничто не подготовило Марию к тому, что она видела теперь.
Длинная дорога, вдоль которой выстроились магазины, все со свежевыкрашенными ставнями на окнах, домики с ящиками для цветов на подоконниках и вазонами, наполненными поздними геранями и два больших дома с резными деревянными балконами. Было еще слишком рано, и местные жители еще не проснулись, но все же имелась и одна ранняя пташка. Булочник. Аромат свежеиспеченного хлеба и печенья заполнял улицу.
– Деспинеда Петракис, прежде чем я покажу вам ваш новый дом, пойдемте, познакомьтесь с моей женой, – предложил Пападимитриу. – Она приготовила для вас завтрак.
Они повернули налево, на одну из узких боковых улочек, и та в свою очередь привела их в просторный двор, окруженный домами. Пападимитриу открыл дверь одного из этих домов и вошел, слегка пригнувшись. Дома строили турки, поэтому любой человек такого же роста, как Пападимитриу, оказывался на голову выше их первоначальных обитателей.
Внутри дома было светло и чисто прибрано. Кроме главной комнаты, внизу имелась кухня, а лестница вела наверх, на второй этаж. Мария даже заметила за кухней ванную комнату.
– Позвольте познакомить вас с моей женой. Катерина, это Мария.
Женщины обменялись рукопожатием. Несмотря на все то, что писала Элени в своих многочисленных письмах, Мария все равно ожидала, что увидит остров, населенный сплошь хромыми и искалеченными людьми, и была удивлена элегантностью и красотой этой женщины. Катерина была моложе мужа, и Мария решила, что ей, вероятно, уже за сорок. Но волосы у Катерины до сих пор оставались темными, а бледная кожа была почти без морщин.
Стол был накрыт вышитой белой льняной скатертью и уставлен тонким расписным фарфором. Когда все сели, Катерина подняла крышку великолепного серебряного сосуда и наполнила чашки горячим черным кофе.
– Тут рядом есть небольшой домик, он в последнее время пустует, – сказал Пападимитриу. – Мы подумали, что он, возможно, вам понравится, или, если пожелаете, на холме в одной из квартир есть свободная комната.
– Думаю, я предпочту жить сама по себе, – ответила Мария. – Если вас это устроит.
На столе стояло блюдо со свежим печеньем, и Мария с жадностью съела одно из них. В последние дни она почти ничего не ела. И еще она жаждала информации.
– Вы помните мою мать, Элени Петракис? – спросила она.
– Конечно помним! Она была прекрасной женщиной и замечательным учителем, – ответила Катерина. – Все так думали. Ну или почти все.
– Значит, были и такие, кто с этим не соглашался? – спросила Мария.
Катерина немного помолчала.