Остров

Наконец женщины вернулись к той группе маленьких домиков, от которой начали прогулку. Катерина подвела Марию к рыжевато-коричневой двери и достала из кармана ключ. Внутри дом был таким же унылым, как и снаружи, но, когда Катерина включила свет, в комнате стало немножко веселее. В доме ощущалась сырость, похоже, он давно пустовал. Предыдущий его обитатель несколько месяцев провел в больнице, где и скончался. Но, учитывая то, что иной раз даже после самой яростной лепрозной лихорадки случались неожиданные выздоровления, на острове предпочитали сохранять дом, чтобы он ждал хозяина до тех пор, пока не останется уже никаких надежд.

Комната была обставлена весьма скудно: один темный стол, два стула и у стены нечто вроде дивана, который был сооружен из бетона и накрыт толстым тканым одеялом. Других свидетельств прежней жизни почти не осталось, кроме разве что стеклянной вазочки с пучком пыльных пластиковых цветов да пустой сушилки для посуды на стене. Какая-нибудь пастушеская хижина в горах и та могла выглядеть приветливее.

– Я останусь, помогу вам разобрать вещи, – заявила Катерина.

Мария решила никак не выдавать впечатления, произведенного на нее убогим жилищем, но это возможно лишь в одиночестве. Надо было проявить твердость.

– Вы очень добры, но я просто не хочу больше отнимать у вас время.

– Хорошо, – кивнула Катерина. – Но я вернусь попозже, днем, вы уже будете знать, смогу ли чем-то помочь. А если я вам понадоблюсь раньше, вы знаете, где меня найти. – С этими словами она ушла.

Мария была рада остаться наедине со своими мыслями. Катерину переполняли благие намерения, но Мария заметила в ней некоторую суетливость, и щебечущий голос женщины начал уже слегка раздражать ее. К тому же последнее, чего хотелось бы Марии, так это чтобы кто-то советовал ей, как устроиться в собственном доме. А она должна была превратить это убогое местечко в дом и собиралась сделать это только сама.

Первым делом Мария взяла вазочку с жалкими пластмассовыми розами и выбросила их в мусорное ведро. И тут ее охватило отчаяние. Она стояла в комнате, пахнувшей разложением и отсыревшими вещами какого-то умершего человека. До этого момента Мария держала себя в руках, но теперь она сломалась. Все эти долгие часы самообладания и фальшивой бодрости ради отца, ради Пападимитриу и ради себя самой стали для Марии чудовищным напряжением, а теперь весь ужас случившегося навалился на нее.

Мария совершила такое короткое путешествие, но оно означало конец ее жизни в Плаке, а потому было длиннее всех поездок, когда-либо совершенных ею в жизни. Мария чувствовала себя за тысячу миль от дома и всего, что было ей знакомо и близко. Она уже скучала по отцу и подругам, а еще горше оплакивала блестящее будущее с Маноли, которое теперь у нее отнято. Сидя в темной комнате, Мария желала умереть. На мгновение ей даже пришло в голову, что она, может быть, уже умерла, потому что ад едва ли мог быть более унылым местом, чем вот этот домик.

Мария поднялась наверх, чтобы взглянуть на спальню. Жесткая кровать и соломенный тюфяк, накрытый нечистым тиковым полотном, оказались единственным, что имелось в этой комнате, если не считать маленькой деревянной иконки с изображением Девы Марии, небрежно прибитой к грубой стене. Мария села на кровать, прижав колени к груди, и зарыдала. Она не знала, как долго так просидела, потому что вскоре провалилась в тревожный сон, полный кошмаров.

А потом сквозь темные слои душного сна Мария услышала далекий стук барабанов и почувствовала, как всплывает на поверхность. Теперь она поняла, что настойчивый стук вовсе не был громом барабана – просто кто-то настойчиво колотил в дверь внизу.

Глаза Марии открылись, но тело еще не желало двигаться. Оно словно окоченело от холода, и Марии пришлось собрать всю свою волю, чтобы подняться с кровати. Ее сон был таким глубоким, что она ни разу не пошевелилась, и на ее левой щеке отчетливо отпечатались две пуговки от чехла тюфяка. Мария ни за что бы не проснулась сама, если бы не стук в дверь, теперь уже почти отчаянный.

Мария спустилась по узкой лестнице и, когда отодвинула щеколду и открыла дверь, все еще пребывая в полусонном состоянии, увидела в сумерках двух женщин. Одной из них была Катерина, вторая выглядела намного старше.

– Мария! Вы в порядке? – воскликнула Катерина. – Мы так беспокоились за вас! Мы стучали в дверь чуть ли не час… Я подумала, что вы могли… ну, могли… что-нибудь с собой сделать.

Последние слова вырвались у нее сами собой, но у Катерины были серьезные основания к опасениям. В прошлом уже случалось такое – вновь прибывшие пытались покончить с собой, и некоторым это удалось.

– Нет, я в порядке. Вообще-то, я просто заснула… Но спасибо, что беспокоились обо мне. Входите, а то дождь на улице. – Мария распахнула дверь и отступила в сторону, чтобы впустить женщин.

– Я должна вас познакомить. Это Элпида Контомарис.

– Кирия Контомарис… Мне хорошо знакомо ваше имя. Вы были лучшей подругой моей матери.

Женщины пожали друг другу руки.