Остров

Вечно улыбающийся и неунывающий Кузя, как настоящий пионер, был «всегда готов» к очередным приключениям. Помню, однажды мы совершили набег на посевы ближайшего колхоза, а потом возвращались по лесной дороге. Приятель мой чистил перочинным ножиком то ли кормовую свёклу, то ли брюкву, собираясь предложить мне попробовать её на вкус. Я по натуре скептик, поэтому засомневался: «Слушай, — говорю, — Кузя, а нам не станет плохо с этой брюквы или, в более благоприятном варианте, свёклы?». Но несокрушимый оптимизм моего друга поколебать было невозможно: «Не боись, как-нибудь пронесёт!». И ведь как в воду глядел: действительно, пронесло… Да ещё как пронесло!

В другой раз я привёз из дома в лагерь поджигу ― самодельный самопал. В то время этой небезопасной «игрушкой» увлекались мальчишки определённого возраста. Поджига представляла собой заглушенную с одного конца латунную трубку, пришпандоренную проволокой к деревянной рукоятке. Роль пороха выполняла «сера», соскоблённая со спичечных головок, а пулей служил шарик от подшипника. «Порох» засыпался в ствол, туда же помещались шарик и бумажный пыж.

Какое-то время мы испытывали наше «грозное оружие» в лесу за территорией лагеря, но это было не то: хотелось произвести впечатление на девчонок. У нас хватило ума устроить показательные стрельбы прямо в девичьей спальне, для пущего эффекта проделав всё с предельной неожиданностью. То впечатление, которое нам удалось произвести на наших девчонок после того, как я шоркнул коробком по спичкам, примотанным головками к запальному отверстию, мне не забыть никогда. Грохот выстрела, искры пламени, вонь и, в дополнение ко всему, металлический шарик, вонзившийся в деревянную дверь… Но больше всего меня поразили даже не те девочки, которые кричали и визжали, а те, которые стояли молча с белыми лицами. Казалось, у них побелели даже глаза, расширившиеся не то что от страха, а от вселенского ужаса. Так, наверное, в средние века благочестивые христиане должны были воспринимать появление дьявола из преисподней ― с шумом, грохотом и запахом серы. Глядя на этих девочек, я сам испугался.

Прибежал вожатый: «Вы, два идиота! Теперь схлопочете по полной за такое хулиганство!». Сейчас он, скорее всего, назвал бы нас террористами, но тогда подобные термины не были в ходу.

Я был автором «преступного замысла» и главным исполнителем. В ожидании очень-очень серьёзных последствий, вплоть до отправки домой до окончания смены и неминуемого объяснения с родителями, я хотел всю вину взять на себя, но Кузя не согласился: «Это будет несправедливо. Я же всё время был рядом и поддерживал тебя морально, выходит, мы оба виноваты. Страдать будем вдвоём!».

Закончилось всё, между тем, удивительно благополучно для нас. Видимо, взрослые поняли, что действительно имеют дело с двумя юными идиотами. А может, решили избежать огласки. На вечерней линейке мы были поставлены перед всем пионерским лагерем, и с трибуны-возвышения нас долго и красноречиво «клеймил позором» и «пригвождал к позорному столбу» старший пионервожатый. Мы стояли, понурив головы, старательно изображая глубокие внутренние переживания и искреннее раскаяние. Но когда я скосил глаза в сторону моего друга, встретил всё тот же лукавый и неунывающий взгляд.

С тех пор мы с гордостью носили неофициальный титул главных лагерных придурков. Это обеспечивало нам неприкасаемость со стороны сверстников ― кто же в здравом уме станет связываться с двумя беспредельщиками без тормозов?!

Где ты теперь, мой закадычный друг Кузя? Надеюсь, у тебя всё хорошо.

…Спустя много лет ностальгическое чувство в какой-то момент так сильно сжало горло и грудь, что заставило меня бросить все дела и приехать на то место посреди леса, где стоял наш пионерлагерь. Детей там уже не было — дышащий на ладан завод давно сбросил с себя все «непрофильные активы». С надписи над воротами «Всё лучшее — детям!» отвалилась часть букв, и получилось, что всё лучшее — каким-то «д…ям». Дядям, что ли?

В изостудии ещё сохранились рисунки последних пионеров. В полукруглом, похожем на греческий храм здании с колоннами, где размещались всевозможные кружки, на полу валялись деревянные заготовки для моделей судов и самолётов. На стенах вперемежку со старыми лозунгами типа «Заветам Ленина верны!» и «Пионер — всем ребятам пример» висели пыльные вымпелы, которыми награждались отряды, занявшие первые места на спортивных соревнованиях.

Но вокруг были упавшие балюстрады, провалившиеся деревянные ступеньки, обрушившаяся крыша планетария. От клуба, в котором мы любили рассматривать огромные стенды с подробными описаниями подвигов пионеров-героев, искренне, до спазм в горле, переживая за них, не осталось и следа — сгорел, должно быть. Стадион зарос травой и стал похож на пастбище. Он уже ничем не напоминал былую спортивную арену, на которой мы с утра до вечера гоняли в футбол, разделившись на «голых» и «одетых».