Остров

Наконец, пришли Валеев с Валерой. Последний переоделся в брезентовую робу, протянул провода от сварочного аппарата и принялся за работу. Сразу стало ясно, что главный здесь теперь не Отец Андрюха и даже не Валеев, а Валера. Вся основная работа строилась вокруг него. Он отдавал короткие указания, и мужики беспрекословно их выполняли ― расчищали ему пространство и подходы, подносили лестницу, сдирали напильником краску с труб. Хотя кирпичная кладка ещё не успела остыть, в нарушение всех инструкций и предписаний Валера залез внутрь котла и вырезал тот участок экранной трубы, где образовалась дыра, или, говоря техническим языком, свищ, и поставил заглушки. Когда он вылез из котла, потный и красный, как рак, все облегчённо вздохнули и повеселели ― основная проблема была решена. Никто не стал спрашивать, хорошо ли всё получилось, ― качество работы не ставилось под сомнение.

Отдыхать он после этого не стал, только выпил воды и принялся устранять другие неполадки в котельной ― фронт работ мы ему подготовили. Валера сваривал стальные конструкции, резал трубы ацетиленом, паял тонкие медные трубки латунью. Он был нужен везде, почти любой мелкий или крупный ремонт требовал его «росписи электродом».

Он был величественен в своей бесформенной брезентовой робе ― прожжённой во многих местах куртке поверх заправленных в сапоги мешковатых штанов. Мотня у штанов болталась возле колен, что делало Валеру похожим на афганского моджахеда. Во всей его плечистой фигуре ощущалась физическая сила. Он легко поднимал тяжёлые металлические детали и без напряжения орудовал увесистым молотком, сбивая окалину со сварного шва. Работал Валера красиво, не произнося лишних слов, и не меняя сосредоточенного выражения лица. Надвигая сварочную маску с темени на лицо, он бросал, не оборачиваясь, короткое предупреждение: «Глаза!». В его устах это звучало почти торжественно, как «Да будет свет!». И спустя мгновение ослепительная вспышка освещала самые тёмные закоулки котельной, а люди и предметы обретали тени, дрожащие в пульсирующих отсветах электросварки. Он был подлинным «сумрачным богом» полутёмной котельной — рождал в ней свет и, разбрызгивая тысячи искр, в клубах дыма и копоти расплавлял металл. Им нельзя было не восхищаться. Глядя на него, я не мог поверить, что это тот самый алик, который вчера пытался сплясать в клубе.

К концу дня небо опять затянулось тучами и в котельной стало совсем темно, но к тому времени мы уже управились. Я вышел на улицу и принялся рассматривать свои брюки, которые в результате ударного труда окончательно потеряли свой столичный лоск. В этом было своё преимущество: в местных условиях довольно трудно соответствовать офисному дресс-коду, теперь же можно было не опасаться лишний раз ненароком испачкать одежду.

Подошёл Валеев:

― Тимофеич решил нас поощрить, дал немного денег. Мы решили отметить это дело. Ты тоже участвовал, так что приходи вечером ко мне домой.

― А можно я приведу приятеля?

― Приводи, а то мы его почти и не видели. Какой-то он нелюдимый!

― Да нет, просто он рвётся домой, сильно скучает, поэтому ничего ему не мило.

― Пусть приходит, мы его развеселим.

Я специально заговорил о Вадиме. Мне хотелось, чтобы он не только немного развеялся, но и окунулся в местную жизнь ― смотришь, он и поменяет своё негативное мнение об Острове и его обитателях. А пока я направился в посёлок — занятия в школе уже закончились, и было самое время воспользоваться приглашением Ильи Сергеевича.

…Дом учителя стоял рядом со школой и ничем не выделялся из ряда таких же жилых строений. Встретили меня приветливо. Вообще на Острове к приезжим относятся доброжелательно и с интересом — сказывается ограниченность круга общения. Жена Ильи Сергеевича, тоже учительница, представилась Марией Ивановной. Внешним видом ― благородной статью, умным, всё понимающим взглядом сквозь старомодные очки ― она представляла собой полную противоположность своей тёзки, известного фольклорного персонажа ― «учительницы Марьиванны». На правах хозяйки дома Мария Ивановна предложила накормить меня, но я отказался, так как время было уже не обеденное, а ужинать мне предстояло у Валеева. Мария Ивановна ушла готовить чай, а я огляделся.

На первый взгляд показалось, что дом перегружен мебелью. Но как раз мебели ― в обычном понимании ― было мало. Все стены были заставлены шкафами и самодельными полками, заполненными всевозможной печатной продукцией — журналами, тонкими брошюрами и толстыми фолиантами. Книги стояли стройными рядами, самые большие из них, не умещающиеся по высоте, лежали на рядах горизонтально сверху, некоторые выглядывали из глубины полок. Однако места на полках всё равно не хватало, поэтому подоконники, тумбочки и даже стулья использовались отнюдь не по своему назначению — на них тоже лежали книги и журналы. Всё выглядело так, словно главными в этом доме были не люди, а книги. Именно они занимали больше всего пространства, оставляя людям только проходы между шкафами и полками.