— Верно, — прогудел бог своим basso profondo39, — совершенно верно.
— Креон, брат моей жены, отправился вопросить оракула. Когда он возвратится, мы услышим совет неба.
— Повеление неба! — внес исправление basso profondo.
— Неужто люди были так глупы? — спросила Мэри Сароджини под новый взрыв хохота.
— Да, так оно и было, — подтвердил Уилл.
За сценой включили запись «Похоронного марша» из «Саула». Слева вышла процессия плакальщиц, одетых в черное и несущих накрытые простынями гробы. Одна кукла за другой исчезали в правой кулисе, тут же появляясь из левой: поток их казался бесконечным, количество жертв — неисчислимым.
— Покойник, — сказал Эдип, глядя на проходящих. — А вон еще покойник. Еще один, и еще один.
— Я их проучу! — вмешался basso profondo. — Они у меня запоют!
Эдип продолжал свою речь:
Пока он говорил, две новые куклы, юноша и девушка, одетые в яркие паланезийские наряды, вышли рука об руку из правой кулисы и приблизились к процессии плакальщиц.
— А вот мы, — сказал юноша, как только Эдип замолчал:
— Как посмели вы забыть про Меня! — прогремел с небес basso profondo. — Разве я не Всецело Иное?
Процессия плакальщиц все еще плелась по сцене. Но похоронный марш оборвался на половине такта. Вместо него зазвучала одна глубокая нота — туба и контрабас, — которая длилась неопределенно долго. Юноша поднял руку.
— Слушайте!
Печальный, вечный напев. В унисон невидимым инструментам плакальщицы запели:
— Смерть, смерть, смерть…
— Но жизнь не ограничивается одной нотой, — сказал юноша.
— Жизнь, — подхватила девушка, — умеет петь и высоким, и низким голосом.
— И ваш унылый траурный стон взывает к более разнообразной музыке.
— К разнообразной музыке, — повторила девушка. Их голоса — тенор и сопрано — переплелись с басовой нотой, образовав причудливый рисунок мелодии.
Постепенно музыка и пение затихли, плакальщицы исчезли, а юноша и девушка отошли в дальний угол, где никто не мешал им целоваться.
Вновь затрубили трубы — и, облаченный в пурпурную тунику, появился толстяк Креон, который только что прибыл из Дельф со словом оракула. Несколько минут диалог шел на паланезийском, и Мэри Сароджини пришлось служить переводчицей.
— Эдип спрашивает, что сказал бог; а тот отвечает: бог сказал — все из-за того, что убили старого короля, который царствовал до Эдипа, и убийца преспокойно живет в Фивах. Вирус, от которого все гибнут, послан богом в наказание. Не понимаю, зачем наказывать тех, кто ни в чем не виноват, но так именно ответил бог. И эпидемия не прекратится, говорит Креон, пока убийцу старого короля не вышлют из Фив. Эдип, конечно же, обещает сделать все, чтобы найти убийцу и отделаться от него.
Из дальнего угла юноша продекламировал по-английски:
Зрители еще смеялись, когда из-за кулис появилась новая группа плакальщиц и медленно пересекла сцену.
— Каруна, — сказала девушка на авансцене, — сочувствие. Страдание по причине глупости тем не менее остается страданием.
Уилл, почувствовав, что его кто-то тронул за руку, обернулся: рядом стоял, как всегда угрюмый, красавец Муруган.
— Я повсюду ищу вас, — сказал он сердито, как будто Уилл скрывался от него нарочно, чтобы позлить его. Муруган говорил так громко, что многие обернулись и зашикали на них.
— У доктора Роберта вас нет, у Сьюзилы нет, — ворчал Муруган, не обращая внимания на протесты зрителей.
— Тише, тише…
— Тише! — загремел с облака basso profondo. — Веселая жизнь у нас началась: бог не может услышать, что сам говорит!
— Вот-вот, — поддакнул Уилл, присоединяясь к общему смеху. Он встал и следом за Муруганом и Мэри Сароджини заковылял к выходу.
— Разве вы не хотите узнать, чем все закончилось? — спросила девочка у своего подопечного. — А ты мог бы подождать, — укорила она Муругана.
— Не лезь не в свое дело! — отрезал юноша. Уилл положил руку девочке на плечо.