Прозвучал гонг, занавес бесшумно раздвинулся, и на фоне земли цвета зеленого горошка показались белые колонны и фасад царского дворца в Фивах, а рядом на пьедестале в виде облака восседало божество с невероятных размеров бакенбардами. Жрец, как две капли воды похожий на бога, только чуть ниже ростом и не так пышно задрапированный, появился с правой стороны, поклонился зрителям, а затем повернулся к дворцу и выкрикнул:
– Эдип!
Причем до смешного писклявым голосом, который казался комичным и совершенно не вязался с его пышной бородой пророка. Раздался трубный звук, двери дворца открылись, и вышел царь в короне и на героических котурнах. Жрец сделал глубокий реверанс в его сторону, и кукла царя дала ему разрешение говорить.
– Услышь же наши жалобы, правитель! – пропищал жрец.
Царь наклонил голову, изображая, что он весь – внимание.
– Я слышу стоны умирающих мужчин, – начал декламировать он. – Я слышу женский плач, стенания сирот, невнятные молитвы и мольбы.
– Молитвы и мольбы обращены ко мне, – заявило божество и гордо похлопало себя по груди.
– У них там завелся какой-то вирус, – шепотом комментировала Мэри Сароджини. – Вроде азиатского гриппа, только еще хуже.
– Мы неустанно повторяем нужные ектеньи, – продолжил уже более решительным тоном жрец, – совершаем самые щедрые жертвоприношения. Весь народ дал обет целомудрия, а по понедельникам, средам и пятницам занимается самобичеванием. Но смерти круг все ширится средь нас. И люди продолжают погибать. Так помоги же нам, о, царь Эдип! Помоги нам!
– Один лишь бог способен вам помочь.
– Вот верные слова! – одобрительно выкрикнуло дежурное божество.
– Но как же сможет он?
– Лишь богу ведомо сие. Лишь богу самому.
– Правильно, – сказал бог своим грудным басом. – Абсолютно правильно.
– Креонт, моей жене он брат, отправился на консультацию к оракулу. Когда вернется он – чего я жду уж скоро, – нам станут ведомы веления небес и их желанья.
– Что небеса распорядятся выполнить, – уточнил грудной бас.
– Неужели люди тогда были настолько глупы? – спросила Мэри Сароджини сквозь смех зрителей.
– Настолько и еще глупее, – заверил ее Уилл.
На фонограф поставили пластинку с «Похоронным маршем» из «Саула»[76].
Слева направо через просцениум медленно проследовала процессия одетых в черное могильщиков, несших накрытые тряпками гробы. Кукла за куклой, и как только вся группа исчезла за правой кулисой, из левой показалась другая. Процессия действительно казалась бесконечной, а гробы бессчетными.
– Мертвец, – констатировал Эдип, глядя на шествие. – Еще мертвец. Еще и еще.
– Их надо проучить, – вмешался бас. – Внушить им добродетель!
Эдип продолжал:
Пока он декламировал свой монолог, на сцене появились еще две куклы, молодой человек и девушка, одетые по самой нарядной паланской моде, шедшие навстречу черной похоронной процессии. Потом они, взявшись за руки, встали по центру ее или чуть левее середины сцены.
– Но между тем мы сами, – сказал юноша, когда Эдип умолк.
– А как же Я? – вмешался растерянный грудной бас. – Вы забываете, что Я здесь воплощаю Вещей Порядок.
Нескончаемое шествие с гробами к братской могиле продолжалось. Но вдруг «Похоронный марш» оборвался посреди музыкальной фразы. Он уступил место одной низкой ноте, которую протяжно издавали туба и контрабас. Молодой человек шагнул вперед, подняв руку.
– Вслушайтесь в гуденье, которое сопровождает бремя траура по мертвым.
В унисон с невидимыми инструментами могильщики начали скандировать: