– Смерть, смерть, смерть, смерть…
– Но жизнь себя не сводит лишь к одной унылой ноте, – провозгласил юноша.
– Жизнь, – подхватила девушка, – умеет петь и весело, и грустно.
– А ваше неумолчное гуденье смерти лишь делает богаче жизни гаммы.
– Богаче жизни гаммы, – повторил молодой человек.
И тут же тенор и сопрано разразились роскошными вокальными арабесками на фоне все еще тянувшегося загробного низкого гудения. А потом оно и вокализы постепенно затихли, перейдя в полную тишину. Процессия иссякла, а юноша и девушка удалились в самый край сцены, где предались обмену нежнейшими поцелуями.
Но снова грянули трубы, и выглядевший тучным в пурпурной тунике явился Креонт прямиком из Дельф после свидания с оракулом. В следующие несколько минут диалоги велись исключительно на паланском языке, и Мэри Сароджини пришлось взять на себя функции переводчицы:
– Эдип спрашивает, что сказал оракул. А второй отвечает: он объяснил все происшедшее как вину одного человека, убившего старого царя, правившего до Эдипа. Его так и не разоблачили. Он по-прежнему живет себе преспокойно в Фивах, и смертельный вирус, убивающий без разбору, был ниспослан Богом как наказание. Вот о чем узнал Креонт. Я не поняла, зачем наказывать ни в чем не повинных людей, но такова, говорит он, была божья воля. И вирус не прекратит свирепствовать, пока они не найдут человека, убившего старого царя, и не изгонят его из Фив. А Эдип, конечно, заявляет, что сделает все возможное, чтобы схватить злодея и избавиться от него.
Выйдя в центр сцены, юноша начал декламировать на этот раз снова по-английски:
Пока аудитория продолжала бурно реагировать на его слова, причем почти откровенной насмешкой над происходившим, еще одна похоронная процессия вышла из-за кулисы и медленно пересекла сцену.
– Каруна, – произнесла девушка. – Сострадание. Увы, мучения глупцов так же реальны, как и всякие мучения.
Почувствовав прикосновение к своей руке, Уилл повернулся и увидел перед собой красивое, но угрюмое лицо юного Муругана.
– Я повсюду разыскивал вас, – сказал он злобно, словно Уилл нарочно прятался от него, чтобы вывести из себя. А говорил он так громко, что многие головы повернулись в их сторону и раздались призывы соблюдать тишину. – Вас не было у доктора Роберта, вас не было у Сузилы, – продолжал упрекать его юнец, игнорируя протесты других зрителей спектакля.
– Тише! Тише…
– Тише! – раздался громовой бас с облака. – Странные вещи творятся, – добавил недовольный голос, – когда Бог не слышит самого себя.
– Браво, браво! – Уилл присоединил свою хвалу к общему веселью публики.
Он поднялся и направился к выходу. Муруган и Мэри Сароджини следовали за ним.
– Разве вам не хотелось досмотреть до конца? – спросила Мэри Сароджини и повернулась к Муругану. – А ты мог бы немного и подождать, – сказала она с упреком.
– Не суй свой нос в чужие дела, – грубо ответил Муруган.
Уилл положил ладонь на плечо девочки.
– К счастью, твой рассказ о том, чем все кончится, был столь подробным и ясным, – сказал он, – что мне не нужно видеть его самому. И разумеется, – добавил он с иронией, – желания Его Высочества для всех нас – закон.
Муруган достал конверт из кармана, видимо, той самой белой шелковой пижамы, которая так очаровала маленькую медсестру, и подал его Уиллу.
– От моей матери, – заявил он. – Весьма срочно.
– Как вкусно пахнет письмо! – заметила Мэри Сароджини, вдохнув богатую ауру сандалового дерева, исходившую от эпистолы Рани.
Уилл развернул три листа небесно-голубой бумаги с тиснением вверху в виде пяти золотых лотосов и царственной короны. Как много выделений в тексте! Какое невиданное количество заглавных букв! Он начал читать.