Остров

– Он еще жив? – спрашиваю я Джефферса, когда мы наконец достигаем кромки воды. Мне страшно даже смотреть на грудь Анумана – вдруг дыхания нет, что тогда?

– Не знаю, – отвечает Джефферс, и, заглянув в его глаза, я замечаю в них тот же ужас, который охватывает и меня.

Каким-то непостижимым образом нам удается водрузить обмякшее тело Анумана в длинную узкую лодку. Мэг кидается к мотору на носу, в то время как Джефферс выкрикивает инструкции. Меня зовет Майло, и я оборачиваюсь – они с Онор несутся к нам по пляжу, дико размахивая руками. Дэнни все еще не двинулся с места. Джефферс тоже это замечает.

– Если он не возьмет себя в руки, придется его оставить. Медлить нельзя!

Надо бы за ним сбегать… Меня сотрясает сильнейшая дрожь, зубы стучат друг о друга, не получается и слова выговорить. Кажется, даже сердце в груди трясется, я вся горю, не в силах дышать. Мышцы охватывает ужасная слабость.

– Черт… – выдыхает Джефферс, взглянув на меня, и уже громче добавляет: – Джесси! Джесс, все хорошо, дыши глубже. У тебя просто приступ паники. Мэг! Заводи мотор!

– Не могу найти пусковой трос!

– Да твою ж мать! Я заведу! Успокой Джесси.

Мэг с громким всплеском спрыгивает в воду, и вот они с Онор уже заглядывают мне в лицо и спрашивают, как я себя чувствую, а Майло обнимает за плечи. Я же хочу только одного – чтобы они все от меня отошли. Мне не хватает воздуха, ужасно душно. Я сейчас отключусь.

– Э-э… ребята? – сквозь стук крови в ушах прорывается голос Джефферса. – Кажется, никуда мы не…

Не закончив предложения, он падает на колени и исчезает из вида.

– Джефферс? – зовет его Мэг и возвращается к лодке.

– В чем дело? – выдыхает Онор.

Майло все еще стоит со мной, сбитый с толку, явно раздираемый желанием остаться и пойти посмотреть, что делает Джефферс.

– Попробуй прощупать на шее, – говорит Мэг.

– Уже пробовал, – доносится до нас голос Джефферсона. – И на шее, и на запястье… Я не… не чувствую пульса.

– Дай я попробую.

– Говорю же, пульса нет!

– Значит, сделаем искусственное дыхание! Мы… – У Мэг срывается голос. – Не смотри на меня так! Хоть что-то сделать нужно! Хотя бы попытаться.

– Слишком поздно.

– А вот и нет! Сделай искусственное дыхание! Черт, Джефферс, он не может умереть!

Наступает тишина. Наконец, Джефферс произносит:

– Поздно, Мэг. Ануман умер.

– Нет, – в ужасе бормочу я, – нет, нет, нет…

– Джесси? – зовет меня Майло, когда я отстраняюсь. – Джесси, куда?..

Я бегу на сушу, утопая в песке. Легкие разрываются, тем не менее я не останавливаюсь. Добежав до скалы в дальней части пляжа, я карабкаюсь наверх, царапая ступни и ладони об острые выступы. «Этого не может быть, это все не по-настоящему», – мысленно повторяю я, продолжая подниматься, пока не добираюсь до самого верха. Затем бросаю взгляд на море и бьющие в скалу волны – бежать больше некуда. Грудь разрывается от крика, который рвется наружу с того момента, как перекосилось лицо Анумана.

Я сижу на верхушке скалы, уставившись в море, пока не выравнивается дыхание и не перестают трястись руки, затем с трудом встаю и возвращаюсь на пляж. Анумана уже накрыли брезентом, которого не хватает на все тело – при виде торчащих поношенных ботинок я едва не поворачиваю назад, однако пересиливаю себя и продолжаю идти. Онор сидит на песке, уронив голову на прижатые к груди колени, и тихо плачет. Дэнни обнимает ее за плечи – лицо у него белое, как у привидения. Он оборачивается на меня, наши взгляды на мгновение встречаются, и между нами что-то мелькает – общий шок, ужас, смятение.

– Онор? – тихо зову я. – Ты как?

Она молча трясет головой. Конечно, плохо.

Мой взгляд непроизвольно возвращается к лодке и к торчащим из-под брезента ботинкам. Хочется верить, что Джефферсон ошибся и Ануман просто без сознания, а через минуту или час он отбросит брезент, усядется и спросит, почему мы не следим за костром. Увы, этому не бывать. Мы больше никогда не услышим его мягкий, мелодичный голос.

– Наверное… наверное, тебе вдвойне тяжелее… – Онор поднимает на меня заплаканное лицо. – Наблюдать за произошедшим с Ануманом, то есть… потому что… – Она не в состоянии закончить предложение, и я рада ее затруднению: сейчас не время обсуждать Тома.

– Он мне нравился, – говорит Дэнни, и сперва я не понимаю, о ком идет речь – о гиде или моем брате, – однако дальнейшая фраза все проясняет: – Он вчера так терпеливо объяснял мне, как развести огонь. И когда Джефферсон постоянно умничал… он не возражал.

В уголке губ Онор вырисовывается намек на улыбку.

– Вчера он рассказывал о своей жене Бунзри: говорил, что ее имя значит «красивая» и даже в шестьдесят три она все еще самая красивая женщина, которую он когда-либо встречал… – Онор замолкает и опять утыкается в плечо Дэнни, ее тело вздрагивает от рыданий. Я прижимаю руку к груди, куда словно бы вонзили осколок стекла.

Дэнни крепче обнимает ее, а я бреду к остальным. Ребята стоят у лодки по колено в воде и тихо переговариваются. Когда я подхожу, Джефферсон оборачивается:

– Ты как, Джесси?

– Нормально, – вру я.