Остров

— Кокай! — презрительно пробормотал он, глядя на, медленно исчезающий в небе, враждебный красный пузырь. Он уже знал, что на языке Тамайи это — самое тяжкое ругательство- бедняк, имеющий не больше двенадцати куриц и ни одной свиньи, высшая степень ничтожности и никчемности.

— Видали? — орал внизу Пенелоп. — А я попал в гада. Несколько раз попал…

— Ну что, повестка дня исчерпана, всему хорошему на свете приходит конец, — заговорил Кент и почему-то замолчал.

"Опять!"

Вдалеке вдруг появился гнусный опасный вой. Потом — дребезжащие разрывы мин. Звук разрывов приближался. Демьяныч, сойдя с тропы, застыл, предостерегающе подняв сухую руку.

— Поквадра… — успел сказать Демьяныч что-то непонятное. Его заглушил вой тяжелой мины. Где-то рядом ударил взрыв, будто кто-то в сердцах грянул об землю гигантской бутылкой. Заложило уши, сверху на голову посыпался мусор, изломанные ветки, листья. Горячий дымящийся ком земли упал рядом.

— По квадратам бьют! — крикнул Демьяныч, вдруг оказавшийся уже где-то далеко. — Ускользнем… Марш-бросок. Давай! — Голос его раздался в глубине зарослей.

Другая мина разорвалась совсем рядом. Брызнули над головой осколки, волна земли ударила в спину, рассыпалась. Мамонт пошатнулся, выронил винтовку.

Все куда-то бежали, оказалось, он тоже бежал, непонятно куда. Карабин сполз на поясницу, и приклад лез между ног. Сейчас он ощущал себя насекомым, тараканом, за которым гонится некто огромный, угрожая прихлопнуть тапочкой. Со звоном и дребезгом лопались вокруг мины.

Стараясь заглушить взрывы непрерывным матом, выбежал на, неожиданно возникший, незнакомый ему луг, длинный и узкий, как просека. Повсюду торчали невысокие деревья с тонкими стволами и плоскими кронами, будто макеты атомных взрывов. Впереди, зигзагами, огибая эти деревья, мчались мизантропы. Земля под ногами стала мягкой и влажной, захлюпала. Чавкающий топот ног сзади, его обогнал Кент, обдав чесночным запахом пота, вдруг свернул, мелькнул в лесу. Прямо в ствол дерева за его спиной ударила мина. Шатаясь и зажав уши руками, он опять появился в дыму между стволов и исчез. Мамонт повернул туда, в сторону плавно падающего дерева. Сверкнув свежерасколотой древесиной и разгоняясь в падении, оно рухнуло в чащу.

Пригибаясь и приседая, как через колючую проволоку, — через спутанные, сцепившиеся ветками, поваленные деревья. — "Разрываются… Разрываются…" — Мамонт заметил, что бормочет странное, удивляется на ходу, какая нечеловеческая сила разрывает изнутри корпуса этих мин, толстое грубое железо. Вокруг заросли рассекали осколки. Безумно хотелось крикнуть что-то вроде: "Хватит! Прекратите, гады!" Внезапно он понял, что всю жизнь привык бороться со злом вот так: словами, разнообразно разевая рот. Совсем неуместная сейчас мысль.

Среди разрывов мелькнул еще кто-то, упал.

"Демьяныч?"

Подбежавший к старику, Мамонт попытался поднять, тянул вверх скрючившееся сухое тело, ощутив ветхую до жесткости ткань его кителя. Заскорузлый китель затрещал.

— Вставай, вставай! Надо.

Демьяныч оттолкнул его, поскреб пальцем в ухе: "Нормально все… Будто дубиной оглушило."

— Целый? Целый? — Мамонт почему-то нервно хихикнул

— Угодили- таки под обстрел. Хорошо хоть из батальонных не накрыл нас, дураков.

— Кажись, обошлось… Убежали, вроде, — откуда-то подобрался Кент, уже совсем черный от сажи, к голому торсу его прилип лесной мусор. Сейчас он говорил неестественно громко, видимо, слегка оглох. Звуки взрывов ушли куда-то в сторону, вокруг возбужденно переговаривались, гомонили, рассыпавшиеся в лесу, мизантропы.

Отошедший Мамонт остановился у неглубокой воронки от мины, черного, еще дымящегося, круга. Убитая обезьяна, рыжая, таких Мамонт еще не видел, лежала рядом с воронкой на боку, прижав к груди тонкие руки, пугающе похожая на маленького человечка. Злобное личико, скорчившееся тельце. Гном, человек из темного мира.

"Вот так… Откуда-то взявшаяся смерть напоминает слишком заигравшимся о неизменности правил."

Мамонт зачерпнул ладонью воду из лужи, ополоснул лицо. Даже глазами ощущался едкий уксусный вкус пота.

Сзади закричали что-то. Мамонт услыхал, как провыла вверху мина, поднял голову. Куст плетистой розы перед ним вдруг взорвался, брызнул в лицо острыми щепками. Ударило в грудь, ослепило и оглушило.

"Вот и он, мой частный конец света!"

Где-то вовне еще слышались приближающиеся крики мизантропов. Ослепший Мамонт руками еще ощущал мир: землю, сухую траву, скользкое от крови, лицо. Откуда-то появлялась, усиливаясь, боль.

"…Простенькие идеалы. Вот выбери себе попроще… И борись. Борись! Что-то уголовное есть в этом опять", — слабенькая мысль возникла и тут же исчезла, будто пузырек на поверхности. Машинально жуя на ходу какую-то веточку, Мамонт понял, что разгрыз зернышко перца и теперь раздраженно отплевывался. Слишком активная для его теперешнего состояния мимика вызвала внезапную боль на поверхности опухшего, в подсохших было струпьях, лица, припадок, непонятно в чей адрес направленной, злости.