Остров

– Подумай хорошенько. Если ты не убила его, тогда тебе лучше в этом признаться до того, как мы нанесем визит его телу. Если мы придем туда и обнаружится, что ты завела нас в западню, тебе несдобровать.

– Я не лгу.

– А пока что мы не сможем обращаться с тобой, как с одной из нас. Руперт, принеси, пожалуйста, веревку.

– С томагавков?

– Нет, те веревки нам еще пригодятся. Принеси то, что осталось от висельной.

– Что ты собираешься делать? – встревожилась Тельма.

Я начал уже было выбираться бочком из-под навеса, но не хотелось ничего пропустить, поэтому я задержался.

– Связать тебя, – ответила Кимберли.

– Связать меня? – этого Тельма явно не ожидала. Спокойным голосом Билли разъяснила:

– Ты – его сообщница. А как ты думала?

– Я же его убила!

– Убила, как же, – отозвалась Конни.

– Руперт! – нетерпеливо воскликнула Кимберли. – Веревку!

– Ага. Сию минуту. – И я отправился за веревкой, покинув милейшую компанию. Подбежав к нашей куче со всякой всячиной, я отыскал среди барахла конец веревки, выдернул ее и быстро побежал назад к навесу.

Приближаясь, я услышал причитания Тельмы:

– ...осталась бы в джунглях, если бы знала, что со мной будут обращаться, как с преступницей.

– Может, так было бы лучше, – заметила Кимберли.

– Надо было тебе остаться, – поддержала сестру Конни.

– Окажешь ей честь? – спросила меня Кимберли.

– Конечно. – И я нырнул под навес.

– Пока что свяжи ей руки спереди. Посмотрим, как она себя поведет. Если хоть что-то будет не так, свяжем их за спиной. Ты слышала это, Тельма? Хочешь, чтобы они были у тебя за спиной, а?

– Нет, не хочу.

– Тогда лучше не возникай.

Я опустился на колени перед Тельмой. Бросив на меня злобный взгляд, она протянула руки, и я связал их, обмотав веревку вокруг запястий, затем запустил ее внутрь и, выведя на другой стороне, еще раз обмотал запястья, на этот раз восьмеркой. Веревку я затянул достаточно туго, чтобы Тельма не могла освободиться от нее, но вместе с тем старался, чтобы не нарушилось кровообращение.

Когда я закончил, остался еще большой кусок веревки.

Я поднял болтавшийся конец.

– Что делать с этим? Отрезать? Можно было бы связать им и ее ноги, или...

– Нет, пусть так висит, – предложила Билли. – У нас будет за что ухватиться, если она попытается сбежать.

– Поводок для сучки, – хмыкнула Конни.

– Какие вы все злые, – посетовала Тельма. – Как вы можете так обращаться со мной? Согласна, я совершила небольшую ошибку, но... На мне живого места нет. Это несправедливо. Вы видели, что он со мной сделал. Как вы могли меня связать? – Я же вас спасла. Я всех вас спасла от Уэзли, а... вы так со мной поступаете. Это ужасно.

– Может, сунем ей в рот кляп? – предложила Конни.

– Нет!

– Тогда сделай одолжение, – посоветовала Тельме Кимберли, – и перестань ныть.

Тельма закрыла рот и обиженно скривила губы. Вскоре после этого мы разошлись. Тельма захотела прилечь, так что Кимберли, Билли и я отвели ее на спальную площадку и там помогли опуститься на тряпичную постель. Она легла на бок и свернулась калачиком. Со связанными у подбородка руками. Можно было подумать, что она собралась помолиться. Но затем Тельма потянула к себе пляжное полотенце – одно из нескольких, которые мы прихватили с собой на пикник, – и накрыла им лицо.

– Не вставай без спросу, – приказала ей Кимберли.

– Уйди и оставь меня в покое, – огрызнулась Тельма сквозь полотенце.

Кимберли присела на корточки рядом с ней.

– Послушай, – сказала она, – оставь свой гонор. В данных обстоятельствах мы и так чертовски деликатно с тобой обращаемся.

– Как бы не так. Я что, должна еще быть благодарной?..

Кимберли размашисто шлепнула ее ладонью по уху.

Тельма от неожиданности вскрикнула.

Медленным ровным голосом, не походившим на то, что я слышал от нее раньше, Кимберли произнесла:

– Ты ввела в нашу жизнь Уэзли, сестрица. Мы предостерегали тебя от него. Ты не хотела слушать. Ты считала его таким удивительным. А теперь что? Мой муж мертв. Папа мертв. И все из-за Уэзли. А Уэзли – из-за тебя. Соображаешь? Ты нам это устроила! ТЫ!

Она снова ударила Тельму по голове. Билли положила руку на плечо Кимберли. Она подняла голову. В ее глазах стояли слезы. Глядя на Билли, Кимберли моргнула, и сорвавшиеся с ресниц слезы покатились по ее щекам.

Это было что-то удивительное – плачущая Кимберли. Потому что почти все время она была такая непроницаемая. Но когда она рыдает – это все равно что наблюдать за убитым горем ребенком, который пытается быть мужественным.

При виде ее слез я сам чуть не расплакался. Вспомнились похороны Кита и то, как я затянул “Парня по имени Дэнни”, словно какой-нибудь идиот, и как потом она меня обняла.

Лучшие объятия в моей жизни. Глупо-сентиментальные, но с самой красивой женщиной – не говоря уже о том, что рубашка Кита распахнулась, и ее голая кожа коснулась моей...

Обнимет ли она меня еще когда-нибудь, как тогда?

Кто знает? Надежда всегда умирает последней, по-моему, так говорят?

А хотелось бы гораздо большего, чем дружеские объятия. Хотелось бы, чтобы она безумно в меня влюбилась и соблазнила меня.