Остров

Вдруг они заметили меня. Где-то. Когда я следовал за ними к клеткам. Когда я шпионил за ними в окно. Или еще раньше. Может быть, даже заметили меня еще до наступления темноты.

Нет.

Они не знают, где я. Думают, что я мертв. И Уэзли не готовит мне западню. Он и Тельма возвращаются в особняк.

Возможно.

Я очень на это надеялся.

Но я не собирался лежать здесь всю ночь, прячась в кустах только потому, что существовал некоторый шанс того, что Уэзли мог поджидать меня в засаде возле клеток.

И я выполз из своего укрытия.

Стоя на четвереньках у самой тропинки, я посмотрел в обе стороны – направо и налево.

Нигде ни души.

Но и света факела Тельмы тоже не было видно.

Не видно было и клеток. Их поглотил мрак.

Поднявшись на ноги и пригибаясь почти до земли, я пробежал по тропинке и остановился в том месте, откуда было хорошо видно лужайку перед домом и сам особняк. Тельма и Уэзли почти дошли до веранды.

На моих глазах Тельма подошла к ведру, стоявшему сбоку от крыльца на веранду. Опустив факел вниз, она окунула в ведро его пылающий конец.

Света больше не было.

Так, по крайней мере, казалось несколько секунд. Но затем я увидел – или подумал, что увидел, – как Уэзли и Тельма взошли по ступенькам крыльца. Неясные, двигающиеся тени, лишь чуточку светлее темноты, придававшей им очертания.

Одно небольшое бледное пятнышко виднелось чуть отчетливее, чем остальные. “Должно быть, повязка на заднице Уэзли”, – подумал я.

На верхней площадке крыльца призраки исчезли, слившись с тенью, отбрасываемой крышей веранды.

Затем хлопнула дверь.

Это, они вошли в дом.

Мне оставалось только надеяться.

Не теряя ни минуты, я развернулся и бросился бегом к клеткам.

Птички в клетках

Без факела Тельмы тропинки не было видно. Вообще ничего не было видно, за исключением нескольких различных оттенков темноты, запятнанных кое-где белыми мазками лунного света.

Я вспомнил о зажигалке Эндрю, которую постоянно ощущал в правом переднем кармане шорт вместе с опасной бритвой и лосьоном Билли. Все это ударялось и терлось о бедро при ходьбе.

Выудив зажигалку, я уже занес было большой палец, чтобы высечь искру, но передумал.

В темноте я был почти невидим.

А быть невидимкой мне очень нравилось.

Когда тебя никто не видит, ты становишься таким неприступным и сильным.

Опустив зажигалку обратно в карман, я медленно продолжил свой путь, присматриваясь и прислушиваясь.

И вскоре услышал голоса. Тихие голоса девочек, доносившиеся откуда-то спереди и справа. И я пошел на них. Когда был достаточно близко, чтобы разбирать слова, я присел и стал слушать.

– Не будь дурой, – говорил один голос. – Мы еще недостаточно взрослые.

– Сама дура. – Этот был похож на голос Эрин, только более живой, чем когда я слышал его в последний раз. – Это зависит не от возраста, а от того, начались ли у тебя месячные или нет.

– Кто так говорит?

– Папа.

– А почему он мне об этом ничего не рассказывал?

– Потому что ты никогда не спрашивала.

– И мама ничего такого не говорила.

– Мама никогда ни о чем не рассказывала. Об этом, так точно. Вот почему я спросила у папы.

– Ты спрашивала у него, когда у тебя могут появиться дети?

– Ну да.

– Зачем?

– Просто так.

– Но если ты уже знаешь, почему ты у меня спрашиваешь?

Эрин долго молчала. Когда она заговорила, то вновь напомнила робкого ребенка, которого я видел в комнате с Тельмой и Уэзли.

– Просто... как ты думаешь, у нас могут быть от него дети?

– Боже, да не спрашивай меня об этом.

– Мне кажется, так оно и будет. Понимаешь?

– А я вот убеждена, что ребенка можно заиметь, только когда тебе восемнадцать.

– Восемнадцать? Ты что, рехнулась? Да никакие не восемнадцать.

– Нет, восемнадцать.

– Спроси у Конни.

Конни! У меня чуть сердце не оборвалось.

– Нельзя. Ты шутишь? Не буду будить ее ради каких-то дурацких вопросов. Она прибьет меня.

– А вот и нет.

– Все равно не буду.

– Ну что ж, а мне вот совершенно точно известно, что для этого не обязательно, чтобы исполнилось восемнадцать лет. Ты просто должна быть достаточно взрослой, чтобы у тебя уже были месячные, это означает, что у тебя появились яйцеклетки. Как только это случается, ты можешь рожать детей, сколько тебе вздумается.

– Нет. Гм-м. Только после восемнадцати.

– Ты свихнулась.

– А вот и нет. Я где-то читала.

– Восемнадцать – это, наверное, совсем по другому поводу.

– Например?

– Почем мне знать? Это ведь не я читала. Просто мне кажется, что у всех нас скоро появятся дети, если мы и впредь будем позволять Уэзли трахать нас.

– А кто ему позволяет?

– Он все равно это делает, не так ли? Скажи, сколько раз ты его останавливала?

Алиса ничего не ответила.

Какое-то время обе молчали. Затем раздался голос Эрин:

– Интересно, сколько раз для этого надо?

– Для чего?

– Ну, ты знаешь. Для того, чтобы забеременеть.

– Это ты мне скажи. Ты ведь всезнайка.

– Этого я не знаю, – призналась Эрин. – Почему-то мне кажется, что это должно повториться, ну, скажем, раз двадцать, не меньше.

– Откуда мне знать. Тебе надо было спросить папу.

– Очень смешно. Но ты не думаешь, что, возможно, мы уже забеременели, если это случилось раз, или два, или чуть больше?

Алиса тяжело вздохнула.