Женщина подала две пятидесятирублевые купюры, и Лаголев нырнул вниз за разменом. Пока копался в коробке с деньгами, выискивая сдачу, слушал, как мать отчитывает сына.
— Юра, хватит! Если будешь так себя вести, ничего больше не получишь — ни мороженого, ни компьютера!
— Мне папа разрешит! — упорствовало чадо.
— А я ему на тебя пожалуюсь.
— Вот! — Лаголев, выпрямляясь, протянул тридцать рублей.
— Спасибо.
Женщина на секунду отвлеклась от сына, складывая купюры в кошелек, и этого хватило мальчишке, чтобы лягнуть прилавок ногой. Бамм!
— Ты — злюка!
Помидорная пирамидка качнулась. Лаголев выставил руки, охраняя товар.
— Осторожнее!
— Злюка!
— Извините.
Высоко вздергивая за руку, женщина потащила сына дальше. Треск пистолетика заглох.
Лаголев, обмирая, несколько секунд нависал над прилавком, готовый в любой момент среагировать, если абрикосы или помидоры вдруг вздумают ринуться с подставок на пол, но, кажется, предосторожность была излишней. Что за люди! — закипело в него душе. Следить надо за своими отпрысками! Лаголев высверлил спину уходящей женщины. Дура! Деньги есть, чего бы по рынку не пошастать! Ладно, бог с тобой, но сына-то зачем брать? Возраст неадекватный. Понимания — ноль. А может, сама и разбаловала ребенка. Долго ли? Другие воспитанием занимаются, а не по рынкам ходят. Тут своему балбесу четырнадцатилетнему новые кроссовки не купить…
Пытаясь успокоиться, он занялся наполнением только что обмелевшего лотка с огурцами — доставал из большого желтого пластикового ящика под стойкой пупырчатые экземпляры, протирал тряпочкой, выкладывал один к одному.
Где-то за дальними столами мелькнул Кярим Ахметович или кто-то на него похожий. Белый халат. Лысина. Лаголев представил вдруг, что было бы, покатись весь товар с прилавка под ноги покупателям (не расплатиться, сука, не расплатиться!), и судорожно сглотнул.
— Абрикосы! Редис! — крикнул он тонко.
За соседними столами заулыбались.
— Ай, душевно кричишь!
— Как петух утром!
Пришлось виновато вжать голову в плечи. Рахматулла в ответ показал большой палец и засмеялся, сверкая золотыми зубами. Конечно, подумал Лаголев. Поизмываться над бывшим приверженцем науки — чего бы и нет? Ах, и все довольные!
— Укроп!
Две женщины прошли мимо, одна что-то рассказывала другой, а та таращилась на лотки бессмысленными, рыбьими глазами. В другую сторону прошла семейная пара — мешковатый серый костюм, мешковатое, в цветочек, платье, обоим по пятьдесят. Умиляться было нечему, но Лаголев с горечью подумал, что они с Наткой до таких лет, пожалуй, не доживут. Разведутся раньше. А он потом с голоду подохнет.
Или от тоски.
— Почем абрикосы?
— Что? — Он не сразу сообразил, о чем его спрашивают, а потом суетливо, перегибаясь, полез смотреть ценник. — Сто семьдесят. Два килограмма — по сто пятьдесят.
— И не стыдно?
У пожилой женщины, спросившей его про цену, некрасиво сморщилось лицо, а глаза, прячущиеся за выпуклыми очками, налились колючим светом. Одета она была вполне прилично, серый плащ, крепкие сапожки-дутыши, шею богемно охватывал красный шарф. Из-под несколько старомодной шляпы выглядывали кудряшки. Вместо сумочки на плече у женщины желтела лямка небольшого рюкзачка. Надо признать, вид у покупательницы был весьма эклектичный, и, уже позже, Лаголев укорил себя, что не насторожился сразу.
— Вы должны отдать мне по сто! — заявила женщина.
— Не могу, — сказал Лаголев. — Это не мой товар.
Женщина подступила. Она вгляделась в Лаголева, как, бывает, вглядываются на опознании в подозреваемых.
— Вы — дьявол? — спросила она вдруг.
Взгляд ее высверлил Лаголева насквозь.
— Нет, — ответил тот, исполняясь дурных предчувствий.
— Тогда возьмите деньги! — не терпящим возражения тоном заявила женщина.
Сунув руку в карман плаща, она достала мятую бумажку. При ближайшем рассмотрении, бумажка оказалась криво вырезанной картинкой из журнала. На одной стороне — модель в пальто. Без головы. На другой — бессмысленный из-за обреза кусок текста. Лаголев вертел бумажку в пальцах и не знал, что делать.
— Вам мало? — спросила женщина и, нырнув ладонью в карман, насыпала на прилавок еще фантиков.
Больших и маленьких.
— Я могу купить весь ваш товар! — выкрикнула она.
— Извините, — сказал Лаголев, — я не могу… не могу это принять.
Сумасшедшая, понял он. Больная на всю голову. Что ж мне так не везет-то? То бабища неадекватная на остановке, то идиотка с бумажками. Господи, весь мир, похоже, превращается в дурдом. И не мудрено. Нисколько.
Пора бежать за топором. Даже, честно, самому уже хочется. Послать всех, сбросить оковы. Мы — дикие люди, и наш бронепоезд…
— Почему? — с напором спросила женщина.
Зубы у нее блестели от слюны.
— Простите, но на это вы нигде ничего не купите, — сказал Лаголев. — Вас, наверное, обманули, что это деньги.
— Что-о?
Женщина отстранилась, а затем вдруг залепила Лаголеву пощечину. Это случилось настолько неожиданно, что он даже не успел отпрянуть. Рука оказалась длинная, протянулась над прилавком. Шлеп! Острые ногти расцарапали кожу.
— Дьявол!
Лаголев заморгал, прижимая ладонь к щеке, а сумасшедшая сгребла в горсть несколько абрикосов.