Остров бесконечной любви

Но человечку было, по-видимому, наплевать на угрозы – он даже раздвоился, чтобы покачаться еще и на балконных перилах. Теперь в доме резвились сразу два домовых.

– Вот пакостный бес, – процедила Мерседес сквозь зубы и попробовала не обращать на него внимания.

Новый укол боли заставил ее схватиться за столик, на котором стояла ваза с цветами. За спиной у Мерседес раздался визг. Когда она обернулась, третий карлик восседал на изображении Святейшего Сердца Иисуса. А четвертый в это время перескакивал с кресла на кресло.

В этот момент в комнату вошел Хосе – и замер на пороге. Кресла-качалки на балконе вертелись волчками, картина и люстра качались, как настоящие маятники, четыре кресла тряслись сами по себе – как на балу призраков. Хозяин дома сразу же понял, кто устроил этот парк развлечений.

Стоны жены вывели его из ступора. Хосе бросился ее поднимать, а комната сотрясалась от грохота упавшей картины. Не обращая внимания на беспорядок, Хосе подхватил жену на руки и отнес вниз по лестнице в машину, позабыв запереть дверь.

Мерседес подвывала, закрыв глаза; уже на полпути к больнице ноги ее заливала теплая жидкость. Боль была нестерпимая, как будто какая-то сила внутри Мерседес вознамерилась разорвать ее надвое. В этот момент женщина не думала о столь желанном ребенке. Она предпочла бы умереть. В больнице она не слышала ни указаний врача, ни уговоров медсестер. Просто вопила во всю глотку.

Спустя несколько бредовых часов – чьи-то руки трогали, тискали, поглаживали ее тело – женщина услышала вопли другого человека. Только когда ей поднесли малютку, которая орала как резаная, Мерседес обратила внимание на заполошных медсестер в высоких, как у монашенок, чепцах. Роженица не сразу поняла, что ее дочь появилась на свет в клинике Кубинских католичек; в прошлом это было поместье Хосе Мельгареса и Марии Тересы Эрреры, где ее мать была рабыней до встречи с торговцем Флоренсио, который и стал ее отцом. И из этой же усадьбы Флоренсио ехал домой накануне своей гибели, оставив здесь партию свечей и бочонков с вином… Мерседес закрыла глаза, чтобы стереть запретное воспоминание.

– Хосе, – шепнула она мужу, по-дурацки пялившему глаза на девочку. – Дай-ка мне мой кошелек.

Муж повиновался, не представляя, зачем ей в такой момент может понадобиться кошелек. Мерседес порылась там и достала малюсенький сверток.

– Я его давно купила, – сказала она, не объясняя, что там внутри.

А там был маленький блестящий камушек на колечке в виде руки. Мерседес с помощью шпильки прикрепила его к одеяльцу дочери.

– Когда она подрастет, повешу его ей на шею на золотой цепочке, – объявила мать. – Это от сглаза.

Пепе ничего не ответил. Как можно отказать в такой малости, если у тебя у самого мать видит духов да еще и передала это проклятие твоей жене, а возможно, и крошке, которая сейчас посапывает рядом?

– Вы уже готовы ее записать? – спросили от дверей.

– Мы ее лучше окрестим.

– Конечно, – согласилась монашенка, – но сначала ее нужно записать. Имя придумали?

Супруги переглянулись. Они почему-то были уверены, что родится мальчик. Но Мерседес вдруг вспомнила женское имя, которое ей всегда нравилось, – нежное и в то же время исполненное силы.

– Мы назовем ее Амалия.

Часть четвертая Страсть и смерть в год Тигра

Из записок Мигеля

ЭТОГО И КИТАЙСКИЙ ДОКТОР НЕ СПАСЕТ.

Так до сих пор говорят на Кубе, если сталкиваются с неизлечимой болезнью и, шире, с любой безвыходной ситуацией. Считается, что это выражение относилось к одному из китайских врачей, которые появились на острове во второй половине XIX века. По одним источникам – к Чан Бомбиа, который приехал в 1858 году, по другим – к Кан Ши Кону, умершему в 1885-м. Как бы то ни было, налицо народное признание авторитета китайских врачевателей, которые успешно лечили больных неизвестными в колониальной Кубе методами.

О жизнь!

Припарковав машину, шофер вышел, чтобы открыть дверцу. Из салона появилась женщина в облегающем зеленом платье; таксист порывался перегнуться пополам, но, сделав над собой усилие, ограничился легким поклоном.

– Сколько я вам должна? – Женщина открыла бумажник.

– Даже не говорите об этом, донья Рита. Я отправлюсь прямиком в ад, если возьму с вас хотя бы сентаво. Для меня подвезти вас – это честь.

Женщина улыбнулась, она была привычна к подобным знакам восхищения.

– Спасибо, приятель, – поблагодарила она таксиста. – Господь да озарит ваш день.

И прошла к двери с вывеской: «ДОМОВОЙ. СТУДИЯ ЗВУКОЗАПИСИ».