Остров без пальм

Вот любит, например, парень девушку — до того любит, что никуда от себя не отпускает, ревнует к каждому фонарному столбу, гонки по пустякам затевает. Любовь это? По-моему, чистая фигня. Получается, он — бай, она — рабыня? А если она не любит его? Или разлюбила? Бывает ведь так. Прошло время, огляделась — и полюбила, скажем, другого королевича. Или поняла, что ошибалась. И что теперь делать? Удерживать ее? Заставлять по новой в себя влюбляться? Или придушить, как Отелло Дездемону? Так это уже страсти-мордасти по-мадридски, а вовсе даже не любовь. Потому что если в самом деле любишь, то прежде всего желаешь счастья любимому, и чтобы все у него было пучком, и все клеилось. А если любишь его исключительно при себе родном, то это жаднилово сплошное. Типа, если люблю, значит, он обязан быть моим, и только моим, — лежать в карманчике, в сейфе, в шкатулке. Только это уже не любовь, а феодализм какой-то. Не любят тебя — отпусти человека! Вздыхай на дистанции и терпи. А не терпится, так в мыслях люби, в сердце — или в чем там у тебя получается!

Вот и мама… То есть, если ей на самом деле хорошо с Бизоном, то, может, и нечего гнать волну? Чего мы на нее взвились? Ну не ангел она, и что? Все равно ведь мама. Это Глебушке понять сложно, — салапет еще, а я-то почти взрослая! Через год уже паспорт получу, а там и сама куда-нибудь намылюсь. Не на завод же к Бизону топать… Значит, верняк, сорвусь. Потому что у моря жить все равно не получится. Во-первых, нет вузов с нормальной работой. Во-вторых, понаедут трактора да бульдозеры и срежут мой Слоновий холм к слоновьей бабушке, — закатают в бетон и выстроят какое-нибудь казино-отелево. И смотреть на это будет тяжело и тошно. Так что лучше уж ехать. От семьи, от родимого Глебушки, от любимых кипарисов. А если я готова уехать, то почему не может то же самое сделать мама? Иными словами — чего на маму пенять, коли у самой в голове ветер…

Студенты закончили очередную песню про «Ходят кони над рекою…», и профессор, стянув с головы шлем, шумно и от души высморкался. А после признался, что устал и хочет баиньки. Троица ребят во главе с Романом тут же вызвались проводить деда до палатки. Наевшийся печенья Глеб тоже клевал носом на моих коленях.

— Решили остаться?

Я повернула голову. Это подкрался сбоку Витька Анциферов.

— Куда же нам еще?

— Ну, не знаю… — Витька пожал плечами. — Вообще-то Бизоновские бугаи вас ищут. Каждый день по поселку туда-сюда гоняют. Уже запарили со своим джипом. Даже не знаю, сколько бензина уже сожгли.

— Тебя-то тогда не тронули?

— Здрасьте! Пусть только бы попробовали!

Ответ Витьки мне понравился.

— Ты хорошо того ухаря с ног сбил.

— Ну… — он немного смутился. — Еще разобраться — кто кого сбил.

— Нет, правда, если бы не ты, меня точно бы сграбастали.

Витька довольно запыхтел.

— Тут вот еще что… Батя твой заходил, — сообщил он. — Тоже про вас спрашивал.

— А вы?

— Что мы? Мы ведь не знаем, куда вы затихарились. Так и сказали, — Витька чуть помолчал. — Вы это… Возвращаться-то собираетесь?

— Зачем? Чтобы Глебушку снова отняли?

Витька озадаченно шевельнул бровками.

— Ну… Все равно ведь не пробегаешь всю жизнь.

— Предлагаешь сдаться?

— Зачем сдаться… Подумать надо. И место понадежнее найти.

— А может, у нас надежное!

— Тогда чего сюда заявились?

— Сюда… — я фыркнула. — Сюда нас Роман зазвал. Профессора вашего послушать.

— Профессор — это да… — Витька снова поежился. — Только ты это…

— Чего это?

— В общем, с Ромкой поаккуратнее.

— Это как — поаккуратнее?

— Ну-у… — Витька отвернул лицо от костра, подобрал с земли какой-то обгорелый сучок, завертел в пальцах. И не заметил, что перепачкал все руки.

— Чего аккуратнее-то? — с нажимом повторила я.

Витька в волнении потер лоб и нос, оставив на лице темные полосы. Вид у него стал препотешный, но я даже не улыбнулась.

— Что замолчал?

— Да котяра он, — выдохнул, наконец, Анциферов. — Смазливый котяра.

Я даже задохнулась от возмущения. Ну что за привычка такая — гадить своим ближним? Да еще за спиной! В глаза Ромке, небось, такого не скажет. Да и что тут можно сказать? Не Витька же Романа из моря вытаскивал! И про «Варьку» Анциферов до сих пор не в курсе. А вот Роман догадался. Потому что искал, потому что беспокоился. Еще бы — взяла и уплыла в открытое море! Да еще ночью. Не русалка же, в самом деле…

— Что ты про него знаешь! — вспыхнула я. — Сам здесь без году неделя, а уже судишь людей.

— Я — хоть неделю, а ты вообще первый день.

— Если хочешь знать, чтобы изучить человека, иногда одного дня хватит.

— Вот тебе и хватило…

— Ругаетесь? — Глебушка обернулся. — Про меня ругаетесь?

— Да нет… — сбилась я, — это мы про другого.

Витька хотел сказать что-то еще, но передумал. Видно, прочувствовал мой настрой и отодвинулся подальше. А я приникла к уху Глеба и, напевая недавнюю песню, сделала вид, что никакого Витьки рядом не существует. Да и кто он для меня? Так, пустое место…

* * *

Уснувшего Глеба Роман отнес в палатку, укутал в спальник.

— Его не украдут? — зачем-то спросила я.