— Ни в коем случае. У нас тут серьезная охрана, — Роман фонарем осветил брезентовый потолок, — в обоих углах под палаточными коньками сидели богомолы. С мощными передними лапищами, круглоглазые, бдительные. Уж этих степных тараканчиков я знала отлично. То есть многие люди действительно сравнивали их с тараканами, но я-то понимала, что богомолы — существа особые. И не насекомые даже, — скорее уж домовые. Прошлым летом у нас дома тоже жил один такой. Мама его боялась, а мы с Глебом подкармливали мухами и называли Тутанхамоном. Богомол был абсолютно ручной — с удовольствием сидел на ладони и на плече, вращал головой, наблюдая за нашей мимикой, за поведением других людей. Говорить он не умел, но вел себя столь осмысленно, что быстро превратился в члена семьи. К сожалению, богомолы долго не живут, и где-то в середине октября бедный Тутанхамон бесшумно мумифицировался. Мы похоронили его с почестями за садовой оградой, Глебушка даже поплакал немного, и у меня глаза были на мокром месте. Как бы то ни было, но заводить новых богомолов мы больше не стали. Уже знали, что за радостью встреч обязательно следует расставание.
— Это Царь, а это Король, — коротко представил Роман, и я приветливо помахала богомолам рукой.
— Привет, парни! У нас тоже жил ваш собрат. Мы его очень любили.
— Мы их тоже любим, — серьезно кивнул Роман. — Без них в палатку набивалась туча всевозможного гнуса. А теперь, сама видишь, чисто и уютно. Лучше любого пылесоса.
— Да уж, эти ребята уважают чистоту, — подтвердила я.
— Хочешь, ложись прямо здесь. А мы с соседом найдем себе место.
— Да что-то пока спать не хочется.
— Так, может, погуляем?
Именно этих слов я pi ждала. Не приглашать же его на прогулку самой! Юлька, правда, меня бы не поняла. Тем более что где-то во тьме Романа наверняка караулила васильковая красавица. Я даже представила ее непонимающий взгляд. И мысленно успела показать ей язык. Так-то, лапушка! Спасать людей — это тебе не кашу варить! Тут плавать нужно уметь. И к сердцу своему прислушиваться.
Взявшись за руки, мы отправились с Романом прочь. Сначала по какой-то дорожке, а потом и по тропке. С черных деревьев Роман на ходу срывал незрелые яблочки, и мы с удовольствием их грызли.
Потом я набралась храбрости и извлекла из кармашка свой плеер. Новую батарейку я установила утром — и очень вовремя. С Юлькой мы, бывало, развлекались, втыкая друг другу по наушничку от своих плееров. Получалась развеселая какофония. Левое ухо слышало одно, правое — другое, но минут через пять происходило чудо, и мозг начинал отличать мелодии. Папа сказал, что это опасно, что можно даже свихнуться, и на всякий пожарный эксперименты мы прекратили. Сейчас же все было по-другому: один наушничек я нацепила себе, другой — Роману. Совсем как с Глебушкой на палубе «Варьки». И песню выбрала подходящую — с певицей Сандрой, еще совсем молоденькой, почти девочкой. Тогда она еще умела петь, хотя и не знала английского. А потом выросла, возмужала (или как там про женщин положено говорить?), выучила английский и стала петь обычную троечную попсу. Эта песня осталась единственной и неповторимой в ее репертуаре. Настолько неповторимой, что и сама повзрослевшая Сандра уже не сумела бы спеть ее с таким незрелым очарованием.
Эту песню я когда-то так полюбила, что не поленилась перевести со словарем. И вновь оказалось, что текст абсолютно про меня — то есть про маленькую девочку, которая не хочет расставаться со взрослым парнем и спрашивает его, зачем биться сердцу, если нужно уезжать и расставаться. Роман ведь тоже должен был уехать к себе на родину. И это было непонятно. Почему люди встречаются, если все равно приходится расставаться, зачем заводят славных богомолов и милых зверюшек, если те в конце концов умирают, зачем влюбляются, если это так ненадолго?
Слушая Сандру, мы медленно танцевали под каким-то уличным фонарем. Ничего подобного у меня в жизни еще не было. Я обнимала Романа за сильную шею, щекой прижималась к широкой груди. Мой кавалер тоже примолк и ни единым звуком не возразил, когда я перезапустила песню по второму и третьему кругу. Больше я рисковать не стала. Боялась, что очарование пройдет, а милая сердцу Сандра набьет оскомину.
Поняв, что танец завершился, Роман точно кувшин с водой поднял меня к своему лицу и мягко поцеловал в губы. Меня точно током пронзило. Хотя какой там ток! Под напряжение я никогда не попадала, а вот удар ската-хвостокола это отдаленно напоминало. Только от жала ската было безумно больно, а сейчас меня омыло сладким, пузырящимся кипятком. Словно булгаковская Маргарита я на секунду-другую потеряла вес, а с ним и остатки здравомыслия.
Взглянув в мои захмелевшие, уже совсем даже не здешние глаза, Роман поцеловал меня снова.