На этот раз я плыла в маске с трубкой. Кто не знает, чем это лучше подводных очков, могу объяснить. С трубкой вы можете дышать, погрузив голову в воду, практически не затрачивая никаких усилий. С очками такой номер не пройдет, разве что вы перевернетесь на спину. У меня же была отличная маска — как раз выпросила на свой тринадцатый день рождения — с великолепным обзором, серебристого цвета, с мягким, позволяющим легко продуваться «носом». Вот трубка мне нравилась значительно меньше. Все эти загибы, клапаны и прочие задумки против дождя и волн только затрудняли дыхание. Вода в трубку все равно проникала, а выдувать ее обратно было на порядок сложнее. Я всегда была против современных наворотов. Что в плеере, что в телефонах с телевизорами — они только усложняли мою жизнь. Зачем мне помнить то, что я помнить не желаю? И зачем мне тысяча функций, если использовать я желаю всего три или четыре? Вот и дыхательная трубка — вполне профессиональная на вид — заставляла меня только морщить нос. Но ничего не попишешь: свою гладкую, миллион раз проверенную, я подарила Глебушке. С ней-то он и плыл сейчас, отважно вспенивая ногами водную поверхность. Далеко-далеко на берегу маячила целующаяся парочка. Вряд ли они нас видели. Рыбак, что удил с лодки в километре от «Вари» тоже, скорее всего, в нашу сторону не смотрел. Так что в целом я чувствовала себя спокойно. Плотик перемещался не слишком быстро, но мы никуда не спешили. Я осторожно подталкивала матрас, еще и успевала при этом поглядывать в воду под собой.
— Аку нэ? — всякий раз мычал сквозь загубник Глеб, и это означало один и тот же вопрос: нет ли под нами акул? Я подмигивала ему через маску и качала головой. Акул не было. Пару раз мы проплыли над какими-то торчавшими из песка шаландами, но затонувших катеров и судов здесь было еще мало, корабельное кладбище начиналось значительно дальше.
А вообще-то я не люблю, когда не видно дна. Вроде сто раз тут плавала, а все равно появлялся озноб. Фантазия рисовала то пасть выплывающей из желтого тумана хищницы, то жуткую, обрывающуюся на сотни метров глубину. Чушь, конечно! — максимальная глубина Азовского моря всего-то метров пятнадцать, однако страх — штука неуправляемая, и я заставляла себя энергичнее работать руками и ногами, дабы не затягивать плавание. И Глебушка, молодец такой, держался, как надо, так что до «Вари» мы добрались довольно быстро.
— Здорово, Варюх! — дружески шепнула я и похлопала по чешуйчатому от ржавчины боку. Нутро корабля отозвалось одобрительным эхом. Так мне, во всяком случае, показалось.
Борт судна возвышалась над водой едва-едва, и, легко перекочевав на палубу, мы некоторое время сидели, переводя дух.
— Да уж! — улыбнулся Глебушка и покосился на далекий берег. — По-моему, я герой.
Фраза была из моего лексикона, — Глеб вообще копировал все мои любимые словечки — в том числе и ругательные. Однако в данном случае он был абсолютно прав. Мы добрались до «Вари», не утопив ничего из снаряжения, мышцы наши не свело судорогой, скат-хвостокол не подкараулил нас на мелководье, и, наконец, акулы-няни тоже проморгали свой костлявый обед, беспрепятственно позволив доплыть до корабля. Поэтому я с удовольствием подтвердила слова Глебушки:
— Точно, мой ласковый и нежный братец, ты у меня герой.
— И ты, Ксюш, тоже!
— Само собой! Мы оба герои. И даже почти гении. Потому что догадались укрыться здесь.
— Ага, тут нас точно никто не найдет, — согласился Глебушка. — Никакие Полины Владимировны.
— И никакие дяди Сережи!..
Это был наш первый вечер на «Варе». Из четырех уцелевших кают мы выбрали помеченную номером «три». Почему? Да потому что именно эта каюта оказалась обитаемой! Это обнаружил Глеб, который, заглянув в помещение, тут же завопил:
— Паучки! Смотри, Ксюх! Живые паучки!
Он был прав. Местные восьмилапые аборигены успели занавесить углы узорчатой паранджой. Неизвестно, откуда они тут взялись и кого ловили, но с выбором они нам точно помогли. Мы ведь так примерно и рассуждали: если в помещении имеется хоть одна живая душа, значит и человек скучать не будет. Кроме того, здесь до сих пор открывался и закрывался иллюминатор. Мутное стекло мы живо протерли, и Глеб даже проверил иллюминатор на предмет возможного «вылезания» наружу.
— Это будет нашей морской форточкой! — объявил он. Разумеется, я не возражала.