Остров без тайн

«Опять я о нём думаю»,- поймал себя Ваня и тут же разозлился на шмеля: «Жужжит, жужжит!» Он выдернул из стоявшего на тумбочке букета, который утром принесла Сончик, ромашку, скрутил её стебель и запустил в шмеля. Тот шарахнулся в сторону, сделал несколько кругов под потолком и снова забился у марли: зззжж-ззжж…

Запел горн, и сразу же по полу зашаркали туфли: вошла нянька, маленькая проворная старушка, стала накрывать на стол.

- Поди, проголодался, касатик.

- Наоборот, няня. Совсем есть не хочется.

Старушка испуганно замахала руками:

- Что ты, что ты! Разве это можно - не есть? Нельзя, касатик, кушать надо. Будешь кушать - поправишься быстрее… А сколь вкусный суп-то сегодня сварили!..

«Ну, заворковала,- насупился (Ваня.- И чего это они тут-сговорились, что ли: разговаривают так, как будто я из детсада».

Всё время, пока Ваня ел, нянька что-то наговаривала, пришёптывала и вздыхала. Ване даже показалось, что у него заболела голова, и он постарался покончить с обедом поскорее.

В комнате стало сумрачно, солнечный узор исчез с пола. Ваня посмотрел в окно - небо было в тучах. Тревожно шумела на деревьях листва. Кто-то в мягких тапках прошёлся по железной крыше… Нет, крыша деревянная. Значит - гром.

Снова вошла нянька, начала закрывать окна.

- Няня, не закрывайте, пожалуйста, и так душно.

- Нельзя, касатик, гроза идёт. Ты ведь уже большенький, чай, знаешь, что молнией насмерть убить может. Потерпи уж как-нибудь. Пройдёт - снова откроем. Дождичком-то освежит землицу, воздух хороший будет. Потерпи, касатик… Может, тебе надо чего? - Старушка склонилась к нему.- Пасмурный какой-то лежишь. Наскучило, поди. Хочешь - кисленького морсу дам?

- Нет, няня, ничего я не хочу, спасибо.

- Ну и хорошо, касатик, ну и ладно. Отдыхай, я пойду.

Бормоча что-то ласково-горестное, старушка прошаркала за дверь. В комнате стало тихо, даже шмель присмирел и начинал биться лишь изредка и то как-то нехотя, вяло.

В небе громыхнуло, и хоть окна теперь были закрыты, стало ясно, что этот удар грома куда сильнее предыдущего. Жалобно скрипнули липы под окном, закачались, замахали ветками - начиналась буря. Пролетели, кружась, белые листки, унесённые откуда-то порывами ветра, и вдруг взметнулись ввысь, к набухшим фиолетово-чёрным тучам. Задребезжали стёкла в оконных рамах. Шмель, словно очнулся, загудел, рванулся, закружился неистово по комнате.

Потом на несколько мгновений всё затихло. Замерли, обессилев, и поникли ветви лип. Шлёпнулись о стёкла, растеклись первые капли дождя. Вдруг комнату залило ослепительным голубоватым светом, и почти сразу же за стенами грянул стопушечный залп, ветер снова рванул липы, и хлынул ливень.

Ваня лежал, закрыв глаза. Сквозь шум грозы ему послышалось, что кто-то частыми ударами ногтей барабанит по стеклу. Ваня приподнял лицо. За окном, залитым водой, никого не было. Но стук не прекращался. Ваня сообразил: град. Он придвинулся к окну и увидел, как падают, подскакивают и раскатываются по земле крупные белые горошины - кусочки льда.

И тут Ваня вспомнил о своей пшенице. Представилось, как хлещет косыми резкими струями дождь, смешанный с ледяной крупой, бьёт по тонким стеблям, и они, надломленные, иссеченные, падают на землю, чтобы не подняться… Ваня скинул ноги с кровати,- бежать, скорее бежать туда! Ничего, что нога болит!.. Но кто же его пустит? Ведь он в изоляторе…

За дверью прошаркали старушечьи туфли.

Тяжело повалившись на край стола, Ваня прислонился лбом к стеклу и чуть не заплакал от обиды и бессилия.

От дач к штабу, согнувшись и быстро-быстро шлёпая босыми ногами, промчалась девочка. Совсем недалеко от изолятора мелькнула ещё чья-то фигура. Ваня вгляделся - Петя!

Он не раздумывал. Рванул шпингалеты, толкнул оконные створки и, захлебнувшись потоком воды и ветра, закричал:

- Пе-еть!.. Пе-етя!

Петя повернул голову, приостановился и, нетерпеливо махнув рукой: не до тебя, мол,- вновь пустился бежать.

Молния с грохотом расколола небо. Ваня отшатнулся от окна, захлопнул створки. По лицу текла вода. Он утёрся, присел на кровать, потом уткнулся в подушку.

Так он лежал и не видел, как подбежала к окну Сончик, обшарила испуганным взглядом комнату, посмотрела на Ваню и, жалостливо сморщив лицо, побежала куда-то, промокшая и дрожащая.

Дело в том, что Сончик тоже подумала о растениях на опытном участке. Ей стало очень жалко и пшеницу, и другие растения, и Ванины труды. Сначала, когда ударил град, Сончик растерялась.

- Девочки,- сказала она,- что же делать? Ведь весь же опытный участок погибнет. И ветвистая пшеница… Что делать?

- А ведь верно! - спохватилась Аня Хмельцова. Она задумалась и решительно сказала: - Надо спасать!

Кто-то возразил:

- Как же спасать, когда сейчас «мёртвый час» и такая гроза?

Аня только фыркнула: потому и надо спасать, что гроза. А «мёртвый час»… «Мёртвый час» это, в конце концов, тоже не помеха. Аня кинулась в комнату, где жила Ася. Васильевна. Вожатой там не было.