Только тут Сончик вспомнила о парнике, в котором росло несколько тыкв и арбузов. Конечно, град побил все стёкла. Она повернула голову: парник был закидан большими ветвями.
- Это ты? - Сончик обрадованно улыбнулась Пете.- Ты веток набросал?
- Молния на хвосте принесла.
- Ну что ты сердишься?
- Держи крепче!.. Подвинься, вот эту ветку сюда воткнём…
Минут через пять прибежали девочки и принесли несколько рогожных кулей. Они укрепили кули над грядками, но Петя всё равно обругал их «чижиками» и сказал, что они опоздали. Действительно, град почти совсем прекратился; начинал проходить и дождь. Рогожи можно было снимать.
- Вот лагерь на остров перенесут, там и опытный участок разбить надо,- сказала Аня Хмельцова.
Все согласились, что это было бы очень хорошо и правильно - иметь опытный участок поближе к лагерю.
Гроза уходила; трепетный свет молний еле пробивался сквозь водяную завесу, и гром погромыхивал глухо и нехотя. Дождь становился всё реже и мельче, а у горизонта, со стороны Новоуральска, появилась голубая полоска чистого неба.
Из лагеря донеслись звуки трубы. Горнист играл подъём после «мёртвого часа».
У хижины имени Сени
Данко и Маша успели примчаться к заливу Лазарева как раз вовремя. Только они забрались в шалаш, где уже сидели Сеня и Саша,- хлынул ливень.
В хижине имени Сени было темно и тесновато, но зато ветер остался за её стенами и было сухо. А минут через пять, когда туда ввалился запыхавшийся Юра, стало вдобавок и весело.
Юра, прищурившись, чтобы лучше оглядеться, выбрал место в уголке и присел там, мокрый, словно его только что вытащили из реки. Саша продекламировал:
- Юра спорил с бурей!..
- Весь промок и в шалаш - скок,- скороговоркой добавил Сеня.
- Хо-хо! Мы с ним стихами говорим. Удивительно! Да? Сеня, давай только стихами. Идёт?
- Пожалуйста, я - как угодно.
- Начинаем!.. Юра, Юра, где ты был?
Сеня секунду подумал и отчеканил:
-
Я трусы в воде мочил.- Почему мочил один?
- Потому что…- Сеня вдруг замотал головой: - За шиворот течёт!
Все посмотрели вверх и увидели, что сквозь крышу протекает тоненькая струйка.
А через несколько минут в хижине имени Сени шёл уже почти настоящий дождь. Только в той стороне, где стену шалаша составляла скала, было почти сухо. Все и сгрудились там, съёжившись и подобрав под себя ноги. Теперь настала Юрина очередь ехидничать.
- Ну что вы возитесь, что вы ёжитесь? - насмешливо спрашивал он. Ему-то, насквозь уже мокрому, этот «внутренний дождь» был совсем не страшен.
Саша предложил:
- Сень, давай дальше про него сочинять, чтобы не насмехался.
Но Сеня сказал, что раз дождь - сочинять он не может.
- Во мне все рифмы вроде размокают.
Маша принялась описывать, как она нашла зуб мамонта, и Данко помогал ей рассказывать. Потом Маша повторила всю историю вновь, добавив, что, кроме зуба, она нащупала в болотной жиже что-то похожее на мамонтовый бивень. Данко уже молчал. А когда Маша начала повторять свой рассказ снова, он засвистел, и Саша стал подсвистывать ему.
- Вы что, не хотите слушать? - В Машином голосе появились грозные нотки.
- Так я же всё знаю,- ответил Данко.
- И я знаю,- заявил Саша.- Сейчас ты скажешь, что нащупала целый скелет мамонта и чуть не выдернула клок шерсти… Ой!.. Ты мои-то кудри, Машук, не выдёргивай. В крайнем случае выдёргивай у Сени.
Сеня с готовностью подставил Маше свою стриженую голову.
Данко вскочил:
- Сидим тут… как мыши! - и шагнул из шалаша.
В лицо хлестнули дождь и ветер. Данко прислонился спиной к скале, огляделся. Косые струи ливня падали сплошной завесой. Лес был, как в тумане. Горизонт исчез совсем. Даже недалёкий противоположный берег залива был еле виден. Остров казался необычным, нездешним, и голову кружила туманная, как всё вокруг, мечта. Острова просто не было,- Данко стоял на какой-то другой, дальней земле, и не скала вздымалась за спиной, а борт корабля, и на борту стояли его товарищи…
Скрипели, кренясь на ветру, берёзы, испуганно и радостно взмахивали они трепетными ветвями, когда озаряла небо молния, и шелест листвы, сливаясь с шумом ливня, заглушал плеск волн на берегу залива. Казалось, волны плещутся беззвучно…
Вдруг слепящий свет резанул глаза Данко, и сразу же стопудовый звук, разорвавшись, ударил в уши, скала задрожала,- это молния вбила свой огненный клин в остров где-то совсем близко от залива.
Говор в шалаше стих. Или просто Данко оглох?.. Нет, листва шуршит, шумит ливень, ещё сильнее зашумел, озорной и буйный - словно в небе открыли новый громадный люк.
Что-то сделалось вдруг с Данко, будто взметнуло его на гребень высокой волны, сердцу стало просторно и весело. Данко вскинул голову, расправил плечи и запел чуть гневную, раздольную матросскую песню:
Из хижины высунулась удивлённая физиономия Маши:
- Ты что?
Данко не смутился. Ему было хорошо под этим грозно рокочущим небом, в порывах ветра и шума.
- Иди сюда! - крикнул он Маше.- Тут, под скалой, сухо.
Маша шмыгнула к нему и стала рядом.