Остров Безымянный

– Вот в этом я с тобой согласен! Ты посмотри на их небритые рожи, это же троглодиты!

– Им утром некогда было бриться, их подняли чуть свет.

– А этот алкаш, которого ты почему-то защищаешь, как там его…

– Валера.

– Ведь когда он пьёт, у него же зубы стучат о край стакана! Ты хотя бы признай, что между нами и ними огромная пропасть – интеллектуальная, культурная, мировоззренческая. Разве эти всесторонне недоразвитые личности способны так же, как мы, восторгаться искусством, любить литературу, наслаждаться поэзией? Разве им присуще критическое восприятие действительности и аналитическое мышление? Они и слово «анализ» понимают только в медицинском смысле. Я не удивлюсь, если выяснится, что некоторые местные аборигены, вроде этого твоего алкаша, и считать-то умеют только до двух, а всё, что больше, для них – «много».

Мне не хотелось возражениями усугублять состояние Вадима, но и терпеть дальше я тоже не мог. Он явно незаметно для самого себя пересёк некоторую незримую черту, разделяющую обоснованную критику от оголтелого поносительства.

– Ты прав, мы отличаемся от них. Хотя бы тем, что научились работать языком лучше, чем они руками. И хотя этих трудяг большинство, это незаметное большинство, потому что не они, а другие вещают с мудрым видом из телевизора. А что касается уровня интеллекта, то он определяется не только наследственностью или происхождением. Большая часть маршалов Великой Отечественной были выходцами из простых крестьянских семей, а били потомственных прусских аристократов. А в других обстоятельствах они были бы обречены на то, чтобы всю жизнь кланяться и снимать шапку перед барином, который никогда не признал бы их равными себе по интеллекту.

Вадим был похож на сумасшедшего. Его расширенные глаза выдавали огромное внутренне напряжение, смотрели, не видя.

– Как ты можешь сравнивать нас и их?! Это же не люди, а насекомые!

– В институте, где я учился, работал академик с очень импозантной внешностью и интеллигентными манерами, – продолжал я. – И фамилия у него была «дворянская», оканчивалась на «ский». Я был убеждён, что он потомственный интеллигент и дико удивился, увидев в институтской многотиражке фотографию, на которой академик был изображён на фоне крестьянской избы, в которой родился, рядом с матерью-крестьянкой. Но если бы он жил в другое время, тоже снимал бы шапку перед барином. И сколько подобных случаев можно припомнить? Наше преимущество не в интеллекте, а в его постоянной, непрерывной тренировке. Потому что без постоянной работы мозга над сложными проблемами интеллект не развивается. Это как в спорте – для достижения результата необходимо всё время тренировать мышцы. С мозгом то же самое. Местные мужики не тупые, просто они нетренированные.

Зря я всё это говорил. Вадим не разговаривал со мной, а выплёскивал из потаённых глубин своей души всё, что постепенно копилось годами, если не десятилетиями. Он не слышал меня.

– Здешняя популяция аборигенов и интеллект – это такое же сочетание несочетаемого, как беременная девушка. Никогда не признаю тупых работяг с плохими зубами, глупых травоядных, равными себе. Причём местные безымянные туземцы вовсе не исключение. Нет, они как раз типичные представители так называемого простого народа. Почему-то народом принято восхищаться. А с какой стати?! Разве народ, который уже какое столетие по капле выдавливает из себя раба, да всё никак не выдавит, достоин нашего восхищения? Этот народ окончательно и бесповоротно выпал из мировой цивилизации. Впрочем, он к ней никогда и не принадлежал.

– Ну, ты не обобщай…

– Да, да! Я имею в виду именно народ! Этот народ, который не любит работать, но умеет люто завидовать. Он не способен понять и принять европейские демократические ценности, но насквозь пропитан варварской азиатчиной. Который из всех больших и маленьких удовольствий в жизни знает только водку. А из всех аргументов уважает только физическую силу.

Вадим и меня «завёл» – я тоже начал кричать:

– Оскорбить их Родину – и нашу, между прочим! – это всё равно, что оскорбить мать. Что ты ожидал получить, называя Советский Союз Совком?!

– Какая Родина?! Да нет уже той Родины, давно нет. Да и не желаю я считать Совдепию своей страной. Я лишь теперь окончательно понял, что надо, пока не поздно, удирать из этой мерзкой дыры!

Я подумал, что Вадим имеет в виду Остров. Остров отторгал его, как иммунная система чужеродный белок. Желание Вадима поскорее уехать подальше от этого места и от этих людей было по-человечески понятно. Но продолжение взорвалось бомбой у меня в голове.

– Напишу сыну в Англию, пусть и не думает возвращаться. И самому пора валить из этой проклятой Рашки! Из немытой Рашки, которая никогда – слышишь, никогда! – не отмоется. Мне противно быть русским, стыдно принадлежать к этому народу лодырей и пьяниц. Самая большая трагедия моей жизни – меня угораздило родиться в этой Азиопе!