Остров Безымянный

– Судьба СССР не опровергла, а, к сожалению, в очередной раз подтвердила правоту истмата. Тот способ производства общественных благ, который был создан усилиями нескольких поколений наших предшественников, значительно опередил своё время. Однако история – судья строгий, принципиальный и беспощадный.

Акимыч замолк на добрую минуту.

– Беспощадный… – Задумчиво повторил он ещё раз, потом встрепенулся и продолжил. – История не прощает пренебрежения объективными законами её развития и за необоснованное забегание вперёд наказывает не менее жестоко, чем за отставание. В этом заключается закономерность гибели той страны, в которой мы с Вами родились.

– Звучит достаточно общо.

– Фундаментальная причина и должна формулироваться в общем виде. А на практике она реализуется в бесконечном множестве конкретных явлений, процессов и поступков людей… Как Вам мои щи?

Последний вопрос Акимыч задал с явным желанием перейти от проблем философских к житейским.

Теперь мне стало понятно, почему жители посёлка с таким уважением относятся к своему главе. Неказистый Акимыч в брюках с заплатками, в очках со сломанной дужкой, перевязанной изолентой, умеет докапываться до сути вопросов не хуже интеллектуала и профессионального историка Ильи Сергеевича.

Ну что же, если хозяин дома так хочет, можно сменить тему.

– А кто это на снимке? – Показал я на старинную, пожелтевшую, явно дореволюционную фотографию, которая заинтересовала меня больше всего. На ней была изображена молодая семейная пара. Коренастый и очень крепкий на вид мужчина сидел на плетёном стуле, а женщина в платье до пят стояла рядом, положив руку ему на плечо. Сапоги и фуражка с большой кокардой делала мужчину похожим на военного.

– Дед, – не очень охотно ответил Акимыч.

Почувствовав интригу, я выдержал небольшую паузу и продолжил расспросы:

– Вы его помните?

– Нет, он погиб, когда моему отцу было только три года.

– Погиб?

Акимыч понял, что после непроизвольно вырвавшегося слова ему уже не отвертеться от ответа.

– Его расстреляли в гражданскую войну. Прямо с поля, от плуга забрали, увезли в город, судили и расстреляли.

– Он был кулаком?

– Да нет, обычным середняком.

– Выходит, ни за что расстреляли?

Акимыч хмыкнул и с сомнением покачал головой.

– Ни за что даже тогда не расстреливали. Он был активным участником антоновского мятежа. Другое дело, что дед, скорее всего, не был идейным врагом Советской власти, просто, как и большинство крестьян, выступал против продразвёрстки. Останься он жив, строил бы вместе со всеми социализм и ходил на первомайские демонстрации. Но в стране шла жестокая борьба, борьба не на жизнь, а на смерть, и многие попали под безжалостную косу гражданской войны, стали жертвами сурового времени.

– У вашей семьи счёт к Советской власти?

Уже задав этот вопрос, я сообразил, что с учётом признания бабки Лукошко все вакансии антикоммунистов на Безымянном оказались занятыми. Тем с большим интересом я ожидал ответа Акимыча. А он с ответом не спешил.

– Да как сказать… Деда, конечно, жалко, не повезло ему. Но Вы знаете, какое имя дал мне отец?

– Акимыч?

– Нет, – улыбнулся Акимыч, – Виленин.

Я почувствовал, как мои брови взлетели вверх от удивления.

– В честь Ленина?!

– Да. А ещё он в шутку звал меня «буревестник революции» – это потому, что у меня день рождения шестого ноября.

– Тогда почему же все зовут Вас исключительно по отчеству? Вы стесняетесь своего имени?

– Нет, нисколько. Просто слишком большая ответственность быть Виленином. С Акимыча спрос меньше.

Вот те раз! Сын репрессированного крестьянина назвал своего сына в честь коммунистического вождя.

– Неужели Ваш отец не затаил обиды на Советскую власть?

– «Обида» – не то слово. – Акимыч отвечал медленно, обдумывая каждую фразу. – У отца были ещё три сестры, и после смерти деда бабушка осталась одна с четырьмя детьми на руках. Вот она-то действительно не простила власти содеянного ею, судя по тому, что до последнего не хотела вступать в колхоз… Что касается отца, то сиротство наложило отпечаток на всю его жизнь. Из-за бедности он был вынужден рано оставить семью, и уже в двенадцать лет уехал из деревни к дяде в Ленинград и тогда же начал работать. Ему было не до учёбы. Потом ушёл в армию, началась война. Отец был ранен. После войны он оказался без жилья, а из-за инвалидности не мог выполнять тяжёлую физическую работу. В общем, жизнь у него была не сахар. Он так и не получил образования, хотя всю жизнь тянулся к знаниям. Но, несмотря на все напасти, которые обрушились на него и его близких после смерти деда, я никогда не слышал от него дурного слова в адрес Советской власти.

Акимыч весело посмотрел на меня, ожидая реакции.

– Как так?! Он что, был всем доволен?

– Нет, конечно. Он, как и все мы в то время, поругивал бесхозяйственность, дефицит товаров в магазинах, ограничение свободы информации. Однако отец не ставил под сомнение право коммунистов на власть, на управление страной.

– Почему?