Остров Буян

Груня молча спустилась с полатей, притворила дверь, влезла обратно и улеглась без единого слова.

6

Груня в то утро зашла к соседке занять корыто — ей не дали. Бабка Ариша сунулась в лавку — ее прогнали из очереди за хлебом, и женщины ей кричали, чтоб она шла к Емельянову — он ей даст хлеба задаром…

Выйдя к воротам из сторожки, Иванка встретил Захара.

— Эх, Иван! — не здороваясь, произнес подьячий. — Кто бы ждал от тебя, Иван!.. — И он прошел мимо деловой поступью, направляясь в Кром.

Когда Иванка сказал об этом дома, передразнив походку и голос Захарки, бабка Ариша остановилась среди сторожки, поставила на пол горшок, который несла от печи к столу, села на лавку и прошептала:

— Детки, убей меня бог, Захарка был у Первушки!.. Господи!.. Самый Захар!..

— Что же ты молчала вчера? — вскочил Иванка.

— Стара стала, — всхлипнула бабка Ариша, — стара да глупа. Не признала вначале. Он не в своем приходил одетый да кособочился весь…

И, уже поставив горшок на стол, бабка села в сторонке, в общем молчании был слышен ее шепот:

— Он был, анафема, он… Захарка!..

— В Земской избе скажи, — сурово велел Иванка.

— Под пытку пускай поставят, под пыткой скажу! — воскликнула бабка. И, не по-старушечьи быстро собравшись, без обеда ушла из дому…

Но ее не стали пытать. Над ней посмеялись в Земской избе и прогнали вон, чтобы приходила, когда позовут, вместе со всеми.

— Неладно, старуха, затеяла, — сказал ей дворянин Иван Чиркин, сидевший в Земской избе. — Скажи своему Иванке — неладно тебя научил! Ступай, а заповедь божью помни: «Не послушествуй свидетельства ложна!»

— Крест целовать готова! — вскричала бабка.

— То горший грех, — поддержал дворянина старый поп Яков Заплева.

После обеда вся семья сидела дома без дела, дожидаясь возвращения бабки из Земской избы. Наконец пришла бабка в горьком сознании бессилья. Сморщенное темно-коричневое ее лицо было мокро от слез… Она без слов опустилась на лавку, и никто ни о чем ее не спросил, только Груня поставила перед ней миску со щами и положила ломоть хлеба. Но, не тронув еды, бабка сидела целый час у стола, и никто не сказал ей ни слова…

Вечерело. По улице с песней прошла молодежь… Железные лопаты, ломы и топоры были у всех на плечах — это после дневной работы собрались уличанские отряды на вечернюю работу по укреплению города.

Проходя мимо домов, каждый вечер выборный позывщик стучал в окошки, и из каждого дома выбегал уже готовый к работе парень. Так каждый день выходил и Иванка, едва успев возвратиться из кузни.

В тяжелой мрачности и унынии проведенный день сбил его с толку. Он потерял ощущение времени. Услышав песню парней, он быстро выскочил, подхватил рукавицы, надвинул шапку и, захватив лопату, шагнул в сенцы.

— Иванку Истомина кликнуть?! — услышал он возглас с улицы.

— А ну их, изменщиков! Брось, не зови! — отозвался второй голос.

И Иванка услышал, как пустился бегом от дома позывщик…

«Пойти самому? Не пойти?!» — подумал он.

Громкая песня парней раздавалась уже в отдалении.

Иванка швырнул на пол лопату и молча прислонился к стене головой… Чувство обреченности и одиночества больно сдавило ему грудь и горло…

Иванка был не в силах сидеть дома, несмотря на предупреждение земских людей. Он давно не встречал Гаврилы. Пойти к нему, рассказать ему все… потребовать от него защиты… В другое время Иванка зашел бы к Кузе, но Кузя был послан Томилой в Опочку и Остров в Земские избы, да так пока и не возвратился…

Идя к дому хлебника, Иванка готовил заранее все упреки, какие обрушит он на Гаврилу. «Ты сам не велел говорить про Первушку. Я бы сказал про все — кто бы меня попрекнул! И бабка знала бы, что Первушка корыстник, и в дом его не впустила б. Ты один виноват во всем — ты и скажи земским выборным, что не изменная наша семья…»

Иванка стукнул в дверь, вышла жена Гаврилы.

— Дядя Гавря… — начал было Иванка…

— Какой он тебе дядя! — оборвала его женщина. — Уехал Гаврила Левонтьич по земским делам. В городе нету…

«Когда вернется?» — хотел спросить Иванка.

— А коль что надо — ступай к нему в Земскую избу. А в дом пошто лезешь!.. — добавила женщина.

У Иванки перехватило дыхание, горло сдавило. Он сам не помнил, как повернулся от дверей, как не шел, а бежал по улице, сталкиваясь с прохожими, натыкаясь на тумбы и вызывая смех ребятишек, поздно заигравшихся в один из первых теплых майских вечеров…

Он не смел пойти в дом кузнеца, думая, что вместе со всеми другими и Аленка считает его предателем.

«Повидаться бы с ней на часок, рассказать бы ей все — неужто она не поверит!» — думал Иванка. Но как повидаться, как прийти в дом кузнеца, который вместе с другими в Земской избе уж, верно, корил их семью за измену городу и предательство… И Иванка поздно бродил один по темным пустеющим улицам, пока не начали запирать решетки. В последний миг он все же решился зайти к Аленке…

В этот вечер Мошницын, рано придя домой, завалился спать, чтобы выспаться разом за много дней и ночей. Иванка стукнул в окно, когда Якуня гулял с товарищами, бабка Матрена давно уснула и Аленка уже собралась ложиться.