Но внезапно от Любятинского монастыря, где стоял князь Мещерский, к овражку примчалось еще два десятка всадников. Бородатые, в странной и допотопной какой-то сбруе, с палицами и дедовскими мечами, в деревянных и кожаных панцирях, они спешились и ворвались в овражек… Дворяне Путятина, опасаясь задеть их пулями, прекратили пальбу. Как вдруг весь отряд примчавшихся богатырей выскочил из кустарника. Посажав псковских стрельцов на своих коней, они сами вскочили в седла и по двое на каждом коне с другой стороны оврага выскочили ко псковским стенам… Дворяне Путятина опомнились поздно…
Начальником странных воинов, въехавшим в Варламские ворота с молодым раненым псковским стрельцом впереди, оказался Кузя. Остальные были крестьяне новгородских погостов и деревень, разодетые в самодельные доспехи. Кузя, высланный, как и Иванка, из города для возмущения крестьян, спасся от рук Хованского, набрал по уезду крестьян и теперь с ними, вырвавшись из тылов Хованского, отважно вмешался в битву…
Иванка спрыгнул с седла и бережно снял с коня Кузи раненого Якуню. Со псковских стен в это время шла перестрелка с зарвавшейся и подскакавшей к самым воротам дворянской сотней.
Когда Иванка понес на руках Якуню, тот приоткрыл глаза и улыбнулся.
— Горит острожек-то… А Кузька, Кузька-то! Дворя-ни-ин! — сказал он и, скривясь от боли, снова закрыл глаза.
Иванка с Кузей перевязали рану на животе Якуни и бережно перенесли его в сторожку Истомы — нести домой в Завеличье было бы тяжело для раненого…
Груня и бабка с радостью бросились навстречу живому и здоровому Иванке, но, увидев бесчувственного Якуню, они с испугом захлопотали, готовя постель… Якуня не приходил в сознание, и Иванка послал Федю разыскивать кузнеца…
Якуня лежал без сознания на скамье. Михайла стоял против него и долго глядел, как бы силясь угадать по лицу, будет ли он в живых. Наконец, оставив его с Аленкой и бабкой Аришей, кузнец вышел на крыльцо, где Иванка шепотом разговаривал с Кузей.
— Спасибо, Кузьма, и тебе, Иван, — тихо сказал кузнец, — за Якуньку спасибо. Сказывают стрельцы — кабы не ты, не видали б, что он отстал, — сказал он Иванке.
— Кузя со своими мужиками выручил нас, — ответил Иванка. — Кабы не они — мы бы все пропали…
И, пользуясь тем, что кузнец обратился с каким-то вопросом к Кузе, Иванка ушел от них… Он не мог забыть, как Михайла его обвинил в том, что он ищет близости с земским старостой.
«Еще и сейчас помыслит, что я Якуньку к себе принес ради него!» — подумал Иванка и решил, раз Якуня лежит здесь, и кузнец и Аленка будут сидеть в сторожке, а ему надо тотчас же возвращаться в лесной стан к Павлу Печеренину.
Иванка побрел вдоль улицы к Петровским воротам. Навстречу попалась телега. Сидя над мертвым телом стрельца, причитала стрельчиха. С телеги в дорожную пыль капала кровь… Пес подбежал, понюхал кровавый след и, взъерошив шерсть, неожиданно зарычал… Двое стрельцов, товарищей мертвого, без шапок шли обок дороги.
— На вылазке, что ли, убили стрельца? — спросил Иванка.
— На стене его пулей достали. Подкрались, с десяток людей побили. Томилу Слепого тоже…
— Томилу?! — воскликнул Иванка, всплеснув руками.
— Ты что, не сынок ему будешь?! Не бойся, не насмерть, поранили только, — утешил стрелец, увидав его горе…
Забыв о раненом Якуне, о возвращении Кузи и о своем намерении возвратиться к Павлу, Иванка пустился бегом к Земской избе.
— Томила Иваныч поранен! — воскликнул он, увидав Прохора.
— С неба свалился! — ответил Коза. — Час уже как дома лежит.
Иванка помчался к дому Томилы…
Подьячий лежал один на скамье. При входе Иванки Томила открыл глаза…
— Рыбак… Воды… — прошептал он. — Как там с Якуней?
— В живот, — ответил Иванка.
— Помрет молодой. А я в левую грудь… выше сердца…
На губах Томилы появился кровавый пузырь.
— Молчи! — с испугом воскликнул Иванка.
Томила слабо махнул рукой и замолк…
Якуня перестал метаться и спал спокойно, без жара, бледный и тихий. Волосы на лбу у него прилипли от пота. Кузнец, Аленка и Федя сидели во дворе, в ожидании, когда он проснется. Возле больного, спавшего первый раз за трое суток, была лишь бабка Ариша.
Бабка приотворила дверь и молча пальцем поманила Михайлу. Аленка вошла в избу вместе с ним.
Якуня очнулся. Он оглядел всех спокойными глазами, ставшими от боли чернее и шире.
— Батя, — сказал он, — я… — и запнулся.
Все молчали, боясь помешать ему говорить.
— Я не помру… погоди, поправлюсь… — сказал Якуня с трудом.
— И что ты? Кто ж помирает в твои года!.. Что ты, что ты!.. — забормотала бабка Ариша. — Да не болтай, болтун!.. Экий бедовый! Молчи…
Якуня улыбнулся.
— Молчу, молчу! — прошептал он и закрыл глаза.
И все тихо стояли вокруг него, и все в этот миг почувствовали, что Якуня в самом деле умрет.
— А Груня где? — спросил Якуня, обведя всех взглядом и не найдя ее в избе.
— Сейчас придет, Якуша, — глухо сказал кузнец, шагнул к сыну и вдруг круто повернулся и отошел к окну…
Все молчали.
— Ну… ладно… пускай придет… — с закрытыми глазами едва слышно сказал Якуня…