Остров Чаек

И все же Прокс нашел поддержку оттуда, откуда не ждал. Градоначальник Города Зависти, по-прежнему ликующий по случаю новообретенной свободы, объявил, что очень даже хочет переместить урны с предками и позволить своим людям возделывать Земли Праха. Впрочем, остальные следовать примеру не торопились, а сам градоначальник погряз в предсвадебных хлопотах и не мог оказывать Проксу посильную помощь. К собственному восхищению он обнаружил, что в доме у него и правда есть домоправительница. Домоправительница, которая незаметно для него самого десятилетиями терпеливо и преданно служила раздражительному коротышке, приятно удивилась предложению руки и сердца и тотчас приняла его.

Единственной, кто настрадался не меньше Прокса, была бедняжка Арилоу, всеобщая героиня. Ей не удавалось больше уединиться в собственном мире и отправить разум, как бабочку, куда ей вздумается. Ее разоблачили. Больше она не была для всех дурочкой, теперь она была единственной Скиталицей, и вдруг все беды острова посыпались ей под ноги. Высматривай теперь бури, ищи сообщников Камбера…

Хатин ей больше не помогала. Хатин теперь только и делала, что спала. Время от времени просыпалась и оглядывалась – в чьей комнате или палатке она оказалась, ничего особенно при этом не ощущая. Не то чтобы беда, но тело ее внутри сделалось как пустое, вроде сброшенной домашней туфли. Она закрывала глаза и снова засыпала, чтобы проснуться другим днем.

Потом как-то раз она проснулась и почувствовала, что может встать. Встала и, вынырнув из палатки, увидела перед собой синий шелк волн – они перекатывались и сверкали, тихо разбиваясь о подводные камни. Ей даже не надо было видеть темный песок, похожие на зубы осколки кораллов в гальке. Уже по вкусу воздуха она поняла, что вернулась на Обманный Берег.

* * *

Так вышло, что месяца два спустя после того, как сгинул Гиблый Город, юноша с изуродованным лицом и маленькая девочка с плоским хитроплетским личиком сели на вершине скалы и глядели на мягкие синие волны. Те пенно врывались в полные ходов, изгибов, поворотов и притворяющихся камнями спящих львов известняковые кружева. Оба выглядели уставшими, потому что восстанавливать мир – работа не из легких.

– Он был чрезвычайно умен, – сказал Прокс. Последние несколько недель он много времени проводил среди хитроплетов и вот уже сам не торопился называть мертвых по имени. Однако Хатин, наделенная от природы даром угадывать то, о чем нелегко сказать, по смеси отвращения и восхищения поняла, что речь идет о Камбере. – Он сделался невидимым. В правительстве почти не знают, что он натворил от их имени. Он, как паук, сидел в сердце бумажной паутины и отсылал приказ туда, запрос – сюда, неизменно обставляя все так, будто исходят они от кого-то другого. Он называл себя просто посредником, но на деле все из сердца паутины и управлялось. Никто ничего не замечал. Много людей что-то знали о происходящем, но обо всем имел представление лишь он один. С помощью леди Арилоу мы до сих пор находим следы его махинаций.

Арилоу удалось выследить почти всех «голубятников», многие из которых после смерти Камбера продолжали в отчаянии слать друг другу депеши.

– Больше за вами никто не придет, так ведь? – спросил немного погодя Прокс.

– Вряд ли. – Хатин чуть слышно вздохнула. – Пеплохода нет. Нет больше зубодерши, желавшей мне смерти. Она… Вулкан забрал ее имя.

Если Прокс и уловил странные нотки в ее голосе, то виду не подал. Да, подумала Хатин, еще немного, и он станет хитроплетом.

– А что ваш предатель? О нем правду говорят? – Прокс глянул на Хатин в профиль; на лбу у нее коротко проступила тревожная рябь, когда она нагнула голову, чтобы спрятать под шляпу выбившиеся прядки волос. Другую руку она повернула так, чтобы не было видно свежей татуировки.

Глядя, как танцуют в воздухе крылья бабочки, Хатин подумала: стал бы Прокс улыбаться так мило, застав ее две недели назад в темном гроте на другом конце Тропы Гонгов?

Ларш перед ней на коленях, в окружении белых сталактитов, окутанный зеленоватым сиянием светляков, под взглядами «Возмездия». Он тревожно взирал, как Хатин надевает ему на шею деревянный амулет. Глазом моргнуть не успел, как в руке у нее появился нож. Он мог лишь смотреть, как Хатин перерезает шнурок, и амулет падает ей в ладонь. Хатин поднесла амулет к его глазам, и Ларш в смятении сощурился, глядя на резные буквы на языке знати.