Остров для белых

Вы хотите уравняться с нами, извращенцы, и создать на нашем месте свою идиотскую псевдоцивилизацию — хотите прикончить нас. Не понимая, что тогда сдохнете сами. Ну так дохните без нас.

Не жалейте стервятников, ребята, не жалейте тех, кто нас уничтожает: нет места паразитам.

Уже зреют гроздья гнева! Уже обустраиваются территории для интернирования уродов — пусть живут среди себе подобных, не приближаясь к нам. Уже доведенные до отчаяния родители готовы линчевать негодяев, которые отобрали у них детей и превратили детей в кастратов. Уже швыряют на улицах дерьмом и гнильем в извращенцев. Ждите бури.

Глава 50. Обрывок дневника

«За месяц до переселения из Нью-Йорка на Северо-Восток, в Белый Округ, мы шли с ним по берегу океана, было прохладно, с дощатого настила перешли на песок и шли по желтой вылизанной глади у кромки прозрачных волн. Он был уже седой, лысый, с длинной белой бородой, высокий и тощий: не то старый саксофонист, не то профессор на пенсии, но в любом случае чудак.

— Это было в президентство Трампа, — говорил он. — Зима то ли восемнадцатого, то ли девятнадцатого года. А мэром у нас был социалист, в общем даже коммуно-фашист, де Билл Глезиос… или Клаузио. И вот тогда в Нью-Йорке приняли два закона, которые и переломили спину верблюда, слона и осла.

Во-первых, они приняли закон, что при переписи населения нельзя спрашивать гражданство. Это означало, что граница между гражданством и не-гражданством стерта и уничтожена. Любой, кто оказался на территории США любым незаконным образом, хоть криминальным, преступным, каким угодно, учитывается в населении штата Нью-Йорк так же, как гражданин. Получает водительское удостоверение и живет.

Из этого следует, что он мог голосовать на выборах. Разумеется, все они голосовали за тех, кто обещал им безнаказанность, свободу, деньги и все права плюс бесплатные льготы. За демократов они голосовали. Что и требовалось.

Ну, а дальше все как всегда: налоговая нагрузка на работающих увеличивалась, чтобы содержать нелегалов и бездельников. И бизнес попер из Нью-Йорка, и работяги стали съезжать. Меньше работающих — больше налогов на них, чтоб содержать прочих. Цепная реакция: наконец Большое Яблоко стало состоять из одних червей.

А второй закон, тогда же — о запрете конверсионной терапии гомосексуалистов. То есть: в школах в обязательном порядке учили детей тому, что не надо бояться своей однополой ориентации, это нормально, прислушайтесь к своему внутреннему голосу, ищите свою истинную идентичность. Геи и лесбиянки всех мастей были фигуры гордости и моды. Гомосексуализм — это подавалось модно, престижно, стильно, современно. И если гетеросексуал, подросток, а хоть и взрослый человек, задумывался о смене ориентации — ему помогали морально и интеллектуально, его поддерживали и ему объясняли. Но если ориентированный гомосексуально задумывался о смене ориентации на гетеро — помогать ему было запрещено законом. Ворота в одну сторону: в геи — добро пожаловать, в натуралы — запрещено законом.

Ветерок с Атлантики отдувал его белую бороду гнома — длинную и тонкую, трепля волоски на конце. Он повернулся к ветру спиной, достал из кармана рыжего пиджака жестяную коробочку, вынул и вставил в рот сигарету и прикрыл ладонями огонек зажигалки.

— «Мальборо», — сказал он. — Да здравствует коммунистическая Куба. Спасибо за то, что они нас травят. И контрабандистам их спасибо.

— Вас посадят, — сказал я, оглядываясь.

— Всех не перевешаешь, — сказал он и выпустил дым. — Кто меня посадит? У кого я, по-твоему, покупаю сигареты? У полицейского. Он ими приторговывает. На зарплату не проживешь.

Я был юн тогда, и я был чертовски умен и образован. Я все знал и все понимал. Когда я стал старше, я уже никогда не был таким умным и образованным. А тогда я два месяца отходил на лекции и семинары в Колумбийский университет, социологией я интересовался, еще социальной психологией и историей; и через два месяца понял, что здесь уроды преподают идиотам. Все их «гуманитарные и общественные науки» сводились к тому, что все равны, любое неравенство — плод социальной несправедливости, поэтому все сводится к тому, чтобы ее искоренить и установить справедливость. То есть отнять у сильных, умных и работящих и разделить между глупыми, ленивыми и слабыми. Потому что те не виноваты, что такими родились или стали. Поэтому их везде надо продвигать вперед. Чтобы на всех высоких должностях их было побольше.

Я был наглым и веселым тогда, девятнадцать лет мне было. И я спросил у профессора, который вел наш семинар по социальной справедливости:

«Должны ли мы включать женщин, представителей меньшинств и людей с ограниченными возможностями в команду «Нью-Йорк Никс», а также чтобы там были пропорционально представлены белые и люди всех ростов?»