— Ну как. Когда бежали кроссы и марш-броски, он старался бежать рядом со мной. Подбадривал. Предлагал помочь, что-нибудь понести. Я всегда отказывался, конечно. Я убегал вперед, а он изо всех сил меня догонял, сам задыхался, но все лез поближе.
И в столовой всегда хотел сидеть за одним столом. Хоть поменяться местами с кем-нибудь уговаривал, хоть сядет первый и кричит, что место мне занял. Или подойдет в свободное время и пытается чем-нибудь угощать, ну печенье там, или что…
А потом нажаловался сержанту, что я его избегаю и не хочу с ним дружить, потому что он гей. И он подаст рапорт, что во взводе гомофобия, и сержант может попрощаться со своим местом. Ну, и сержант на меня наорал и приказал Райана не избегать.
— А как вели себя ваши товарищи?
— А что товарищи. Неприятности никому не нужны. Старались ни во что не влезать. Делали вид, что ничего не происходит. Каждый должен уметь за себя постоять. Мол, твоя проблема, ты с ней и разбирайся.
— Так. И как же вы разбирались с вашей проблемой?
— А как с ней разбираться. Ну, говорил ему, что мне это все не нравится. Что я не такой. Говорил, что я его не осуждаю, ну и пусть он меня не осуждает. Мне нравятся девушки. Что в этом плохого. Каждому свое.
— Вот видите, можно же было товарищу, вашему боевому другу, можно сказать, все спокойно объяснить.
— Да в том-то и дело, что нельзя.
— Почему же нельзя? Спокойно, вежливо все объяснить.
— Понимаете, сэр, он был образованный парень. Учился в университете в Мемфисе, ну там не кончил почему-то. И язык у него был подвешен. И прилипчивый — ну не отстанет. И он все ворковал, и вкручивал, и стыдил меня, что я отсталый, что ничего плохого тут нет, что многие великие люди были пидарасы…
— Рядовой Смит!!!
— Простите, сэр! Я хотел сказать — гомосексуалисты… ну эта… однополые… ну, в общем, такие же. И многих затравили, и были самоубийства, а потом все каялись и их реабилитировали, трагедия, в общем. И у него получалось, что если я его отвергаю, то я фашист и гомофоб. Потому что в мужской любви ничего плохого нет. А наоборот: это благородно и современно. А отказывать ему — это отсталость и неуважение к товарищу.
— Вы с ним согласны? Соглашались?
— Никак нет, сэр! Не согласен. Виноват, сэр.
— Почему же?
— Да мало ли что ему хочется. А если мне это противно? Я ему что, должен что-то? Мало ли что я ему понравился, может, ему и корова понравится, так что теперь? А он знаете на что напирал? На толерантность! Я, он меня все убеждал, должен быть к нему толерантен. Потому что все должны быть толерантны и уважать привычки и вкусы всех. Я говорю: вот и уважай мои вкусы и привычки, меня от тебя тошнит! А он про свои страдания, про мужскую любовь, и вообще как это хорошо, а волки, натуралы то есть, нормальные мужики, он их… нас… называл цисгендеры, они просто ничего не понимают.
— И вы с ним согласились? Или нет?
— Как же я мог с ним согласиться, если он меня просто всеми способами домогался?
— Но у вас были способы отвергнуть его домогательства?
— Так точно, были.
— Доложите.
— Когда он схватил меня за яйца, я дал ему по морде.
— Врезал, значит. Сильно?
— Ну, так… Нормально. Губу разбил. Распухло. Зубы передние расшатались, он говорил. Влезет в рот пальцами, вроде там шатает их, и все пугает. Что теперь подаст в суд, вроде я совершил преступление ненависти. На почве ненависти к сексуальным меньшинствам. Десять лет, говорил, мне теперь обеспечено.
— Но вы же могли вместо этого подать рапорт.
— Так я раньше и подавал! И сержант отдал его лейтенанту. И лейтенант вызвал меня и сказал, что ему неприятности не нужны. Что если этого пидора не ублажить… простите, сэр! рядового Райана, сэр! в общем, короче, если прямо — если я ему не дам, так он всех завалит жалобами на гомофобию и всем попортит службу, не говоря о карьере, можно вообще под суд залететь, а уж из армии вылететь — как два пальца обоссать… простите, сэр! я хотел сказать — очень просто уволить из рядов могут, сэр.
— Ну, и как же развивались события дальше?
— А дальше они развивались так, сэр, что Райан сказал, что все равно он меня выебет…
— Смит!
— Так точно, сэр!
— Докладывайте: что было дальше?
— А дальше, сэр, все ребята насели на меня. Что я порчу жизнь всему взводу. И чтоб Райан отвязался, пусть я ему дам. Я спрашиваю: а ты бы ему дал? Кто из вас ему бы дал выебать в жопу, только чтоб он отцепился? Простите, сэр, я волнуюсь. Так ребята сами-то говорят — ну, каждый по отдельности говорит: я бы его убил на хуй, если б только полез. Но законы такие — нельзя!
Сэр, что ж это за законы, что солдата можно трахать, и еще закон этого пидора защищает? Виноват, сэр. Гея, сэр. А ребята говорят: ну потерпи, скоро воевать отправят, или в Иран, или в Судан, и ты его в первом же бою спокойно пристрелишь. И никто тебе слова худого не скажет. Всегда так делают.
— Что скажете, майор?