Остров фарисеев. Фриленды

Плес, который выбрал для своей прогулки Шелтон, никогда не служил местом пикников, где хлопают пробки от шампанского и раздаются взрывы смеха, – это было место дикое, почти не подвергавшееся столь облагораживающему влиянию человека. Шелтон греб молча, погрузившись в свои мысли и не отрывая взгляда от Антонии. В ней чувствовалась необычная истома: под глазами легли тени, словно она не спала ночь; румянец на щеках чуть побледнел, а платье, казалось, было соткано из золота. Она попросила Шелтона направить лодку в камыши и, наклонившись, сорвала две круглые лилии, которые, словно корабли, покачивались на лениво текущей воде.

– Давайте свернем куда-нибудь в тень, – сказала она. – Здесь слишком жарко.

Поля полотняной шляпы закрывали ей лицо, но головка девушки безвольно поникла, словно цветок, припекаемый полуденным солнцем.

Шелтон увидел, что жара в самом деле утомила ее подобно тому, как слишком жаркий день лишает северное растение его льдистой свежести. Он опустил весла, и по воде пошли круги, которые расплывались все шире и шире, пока не достигли берега.

Он направил лодку в заводь и, приподнявшись, ухватился за ветви нависшего над водою дерева. Ялик остановился, недовольно покачиваясь, словно живое существо.

– Я бы ни за что не согласилась жить в Лондоне, – внезапно сказала Антония. – Эти ужасные трущобы! Как жаль, что на свете есть такие места. Но не стоит думать об этом.

– Да, – медленно ответил Шелтон, – я тоже считаю, что не стоит.

– В дальнем конце Кросс-Итона есть совсем плохие дома. Как-то раз я была там с мисс Трукот. Эти люди ничего не хотят сами для себя делать. А людям, которые ничего не хотят для себя делать, и помогать не хочется.

Упершись локтями в колени и положив подбородок на руки, Антония смотрела на Шелтона. Над ними навис шатер из мягкой густой листвы, а внизу в воде колыхались темно-зеленые отражения. Ветви плакучей ивы качались над лодкой, лаская плечи и руки Антонии, но не задевая лица и волос.

– Право же, им помогать не хочется, – снова сказала она.

Наступило молчание. Антония, казалось, глубоко задумалась.

– Что пользы сомневаться? – внезапно сказала она. – Сомнениями делу не поможешь. Главное – одерживать победы.

– Победы? – переспросил Шелтон. – Я предпочел бы понимать, а не побеждать.

Он встал и, ухватившись за ветку, подтянул лодку ближе к берегу.

– Как вы можете относиться ко всему безразлично, Дик? Вы прямо как Ферран!

– Разве вы такого плохого мнения о нем? – спросил Шелтон.

Он чувствовал, что ему вот-вот откроется нечто интересное.

Антония глубже уткнулась подбородком в ладони.

– Сперва он мне нравился, – сказала она. – Но я представляла его себе совсем другим. Я не думала, что он в самом деле…

– В самом деле – что?

Антония не отвечала.

– Право, не знаю, – сказала она наконец. – Мне трудно это объяснить. Я думала…

Шелтон продолжал стоять, держась за ветку; лодка, покачиваясь, колебала воду, испещряя легкой рябью ее гладь.

– Что же вы думали? – спросил он.

Взгляни Шелтон на нее, и увидел бы, что ее лицо стало еще более юным и каким-то по-детски застенчивым. И детским нежным голоском она отчетливо сказала:

– Знаете, Дик, я в самом деле считаю, что мы должны постараться его исправить! Я знаю, что сама далеко не все для этого делаю. Но сколько ни думай, ничего не придумаешь: все так запутано, что просто не за что ухватиться. А я ненавижу чувство неуверенности. Ведь дело вовсе не в том, что не знаешь, как следует поступать. Иногда я думаю, думаю, и все напрасно, только зря время теряю, и под конец появляется такое ощущение, словно все, что ни делаешь, плохо.

Шелтон нахмурился.

– Хорошо лишь то, что может выдержать любую проверку, – сказал он и, отпустив ветку, сел на свое место.

Ничем не удерживаемую лодку стало относить от берега.

– Но что вы хотели сказать о Ферране?

– Вчера я долго не спала и все думала, чем он вам так нравится. В нем столько озлобленности, при нем я чувствую себя совсем несчастной. Он никогда и ничем не бывает доволен. И он презирает… – Лицо ее стало жестким и холодным. – Вернее, ненавидит всех нас.

– И я бы ненавидел, будь на его месте, – сказал Шелтон.

Лодка медленно плыла по течению, и солнечные блики скользили по их лицам. Антония снова заговорила:

– Вот смотришь на него, и кажется, что его интересуют только мрачные стороны жизни, и как видно, это… это… доставляет ему большое удовольствие. Я думала… я думала сначала, – запинаясь, продолжила она, – что мы сумеем оказать на него хорошее влияние.

– Хорошее влияние? Ха-ха-ха!